Три ялтинских зимы(Повесть)

На газоне, разбитом там, где были когда-то склады, щетинилась недавно подстриженная трава; по травке лениво ходили голуби. Мимо сновал народ, спеша, кто на рынок, кто к автобусной остановке, кто в один из многочисленных здешних магазинов. Кое-кто нырял в винный подвальчик, украшенный выразительной рекламой — над входом укреплены две дубовые бочки. А рядом стоял, опираясь на палку и отрешенно глядя перед собой, высокий и все еще крепкий старик. Подъехала, фыркнув мотором, поливальная машина, но старик ничего не услышал. Тогда из кабины высунулся шофер и крикнул:

— Ты что — заснул, старый? Если выпил, топай домой. А то сейчас устрою водные процедуры… Старик удивленно оглянулся, как бы пришел в себя и двинулся вверх по улице, припадая на левую ногу. Шофер включил насос своей поливалки, и на газон брызнула, рассыпаясь радугой, струя. Да, да, здесь это было… Налаживая технику, Чистов присматривался, есть ли тут еще кто-нибудь, понимающий в этом деле. Кажется, никого. Оказавшийся главным немец Шуберт только торопил все время, объясняя через переводчицу, как важно побыстрее пустить холодильник. В нем должно было храниться мясо и для воинских частей, и для госпиталей, и даже будто бы для высокого начальства, которое командовало войсками, штурмовавшими Севастополь. Спешить по всем соображениям не следовало, и Чистов не спешил, находя все новые и новые неисправности то в компрессоре, то в трубопроводах, то еще где-нибудь. Но однажды Шуберт сказал, что русский механик не уйдет с работы до тех пор, пока холодильник не будет пущен. Как же так? Дома старуха мать и малолетняя дочка… «Кляйне тохтер, ферштэен?» Немец сначала потрепал по плечу русского мастера, говоря «Давай, давай», а потом выразительно похлопал по кобуре своего парабеллума, и разговор был закончен. Пустили холодильник, Шуберт даже привез какое- то свое интендантское начальство, чтобы похвастать этим, когда на работу к Чистову вдруг пришла смертельно испуганная жена инженера Дьякова:

— Кузьму Семеновича арестовали.

Это общеизвестно, что люди, которым мы помогли, делаются нам особенно близкими. Но всякому ли тут Же кинешься помогать, рискуя собственной головой и головами близких?.. Кузьму Семеновича Чистов давно знал и почитал. Случившаяся с ним беда дала последний толчок мыслям и планам Андриана Чистова.

Разделанные говяжьи туши цепляли на крюки и закладывали в камеры. Мяса было много. И откуда его только везли, где брали? Шуберт был деятелен и весел. Подгонял немцев-грузчиков (русским эту работу не доверяли), угощал сигаретами шоферов… Когда камеры были заполнены, а тяжелые двери закрыты, он с некоторой даже торжественностью приказал по-немецки:

— Давай холод! Будто батареей командовал где-нибудь под Севастополем… Чистов открыл вентиль. Камеры опломбировали, поставили часового. Мерно работает компрессор — сердце установки, а в глубине камер происходит таинство выделения холода. Все так просто, а для непосвященного — так загадочно! Оставив сменщика, Чистов пошел домой. Никто не заметил в его поведении ничего особенного. То, что на следующее утро он явился на работу раньше обычного, тоже не вызвало удивления. У ворот холодильника уже стояли машины для развозки мяса по госпиталям и воинским частям. К камерам, где стоял часовой, Чистов даже не подошел, сразу отправился в машинное отделение, нашел себе дело и занялся им. Господи! Как он был напряжен, как ждал дальнейшего! И вдруг за стеной послышался яростный вопль. Почти сразу же в компрессорную ворвался немец с куском резинового шланга и, продолжая орать — глотки у них луженые, — начал бить шлангом Чистова по голове. Чистов забился в угол, закрывая голову руками. Но это было еще не самое страшное. По-настоящему страшный момент настал, когда зашел второй немец и, бледный от ярости, начал расстегивать кобуру своего пистолета. Пристрелит! Ведь это для него все равно, что плюнуть. Обстановку разрядил Шуберт, за которым семенила переводчица. Сперва он, видно, сказал, что убить этого русского они всегда успеют, а пока нужно спасать мясо.

— В чем дело? Почему в камеры не поступает холод? — допытывался он через переводчицу.

Значит, все получилось, как было задумано!.. Сорвали пломбу, открыли дверь, и навстречу ударило теплом, отвратительной вонью тухлого мяса. А теперь надо выкручиваться.

— Не знаю. Холод у меня в порядке. — И действительно, наружные трубы покрыты инеем. — А что в камерах творится — откуда мне знать? Меня туда не пускают. И потом я только механик, а тут нужен инженер.

Не могу я знать все тонкости.

— А кто может? Где взять инженера? Шуберт торопился.

— Есть инженер. Дьяков. Он все может.