Три богини судьбы

– Дьякова ранее трижды судима. Значит, та самая, ошибки нет, фото не врет, – Гущин выдохнул, словно сбросил с себя какой-то груз. – Участковый докладывает… Нареканий нет, лет пятнадцать уж вроде как тихо живет. Владелица химчистки, раньше имела несколько приемных пунктов, теперь нет, бизнес свернула… У нее два взрослых сына – эти самые Григорий и Петр, машины одна на младшего, другая по доверенности на старшего. Живут в частном доме, адрес: улица Силикатная, недалеко от железнодорожных путей. Участковый в доме никогда не был, не удосужился – выговор ему за это влепить… На участке есть другие постройки – сарай, баня, гараж. Возможно, и подвал в доме имеется… И еще кое-что он мне сказал, этот участковый…

Катя с сумкой была уже на пороге кабинета. Домой, домой, к Анфисе, к ее плюшкам, малиновому варенью… Сейчас она возьмет такси и полетит по вечерней Москве домой – успокоенная, возвращенная к реальности…

– Они держат собаку бойцовской породы.

Катя замерла. Гущин произнес это так, словно забил гвоздь. Забил гвоздь в стену и повесил картину.

Только эта картина пока еще была ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ.

Глава 33 ИЗВНЕ

В этот вечер все валилось из рук. Рюмка водки и та… Рюмка-рюмашка… Лариса Павловна Дьякова, Мама Лара, в розовом махровом халате, в шлепанцах на босу ногу, смотрела по телевизору «Боярского» и пила.

Эх, когда-то хорош ты был, пацан с усами… И пел…Что-то там про «такси зеленое» гундосил… Нравился. А теперь постарел шибко.

Ох!

Осколки рюмашки на полу, взять бы совок, щетку…

Ничего, Петька, сын, дома – уберет. Заявился тут домой сам не свой. Пиджак порван. А Гришка, младший, так и не приехал домой ночевать. И сейчас его нет. Звонил – пьяный: мама, я люблю тебя… мама Лара, помоги…

Чем поможешь, если пьет?

Как убили ту суку, все в доме кувырком. И нет никакой радости. И здоровья нет в теле. Грудь болит. И такая усталость, словно камни таскала весь день, а ведь весь день за порог не выходила. Из химчистки опять звонили насчет договора с комбинатом с Докукина, не поехала, не повезла договор.

Стол, покрытый клеенкой, бутылка водки, стакан…

Сынок… Сынок Петруша, хочешь рюмашку? Нет его в доме, в гараже сидит, вид делает, что с машиной занимается…

Бабу себе нашел, по ресторанам, по театрам ее водит.

Как убили ту суку в подвале – все, все, все кувырком…

Так ничего и не узнали, так ничего и не сделали путного. И денег не вернули. И не отомстили. Только в крови измарались зазря. Теперь, если найдут, потянут… К ответу потянут…

Не найдут.

С банком-то тогда ничего, никого не нашли. Не дознались.

И что же так сегодня тяжело-то на сердце? Чует оно, что ли, беду? Болит, болит… Пьешь, не зальешь никак. И сынки… гады они, сынки, только о себе, только о себе, на мать – плевать.

МАМА ЛАРА, ПОМОГИ!

ПОМОГИ!

Кто это зовет? Хрипит?

Лариса Павловна тупо смотрела на почти пустую бутылку водки. Над столом, покрытым клеенкой, рдел оранжевый абажур, и бутылка в его свете отбрасывала на стол маленькую четкую тень. Как будто стрелка часов…

И вот она дернулась и поползла вперед, словно считая минуты.

Лариса Павловна встала.

– Петька! Марш сюда!

Нет ответа от сына.

– Петька! Говорить с тобой хочу! Мать твоя хочет!

Нет ответа. Сидит в гараже. Было бы куда уйти – давно бы бросил и этот дом, и химчистку, и пса-людоеда, и ее – свою мать…

К бабе бы той ушел, в которую втрескался по уши. Чем она его только взяла-то? Дылда, на нормальную бабу не похожа… Та, сестра ее, вроде как получше, покруглее. А эта доска доской.

– Я кому говорю! Марш ко мне!

Темный пустой дом. Только питбуль Рой зарычал спросонья: чего орешь, разоряешься? Нет у тебя сыновей.

Нет сыновей? Как это нет?! Рожала от разных мужиков, кормила… Гришка в Чите вон родился, и потом ее сразу в Астрахань досиживать перевели, как кормящую мать, потому что там климат мягче…

Как это нет сыновей?! А банк когда грабили? Тот чертов банк на Новой Риге. Отсюда ведь уехали все втроем, она благословила – и сыновей, и его… Женьку Цветухина… Кто инструмент доставал? Кто деньги платил? Там вся штука была в том, чтобы быстро сделать все. Быстро, моментально. Сигнализацию как вырубить, чтобы менты не наскочили, Женька полгода там, в банке, изучал, прикидывал, кумекал. Но без инструмента хрен бы они сейфы вскрыли и ту дверь в хранилище. А инструмент она достала – ему и сыну Петру. Сила-то у него как раз та – шниферить, хоть и молодой тогда был еще.

Одиннадцать лет назад.

Как это нет сыновей?!

Это ОН ее бросил – Цветухин, а дети… Нет, дети со мной… до конца…

Вон только сказала: убей! Убил, глазом не моргнул…

Лучше бы не убивал…

– Сынок! Поди ко мне… сынок… плохо мне что-то…

Темная полоска на освещенной абажуром клеенке как стрелка часов медленно ползет… Что за морок? Вот тут, бывало, с НИМ сидели, выпивали… Не так, конечно, как она сейчас хлещет. А культурно. За твою удаль, Женька! За твою красоту, Лара!

Про красоту ей твердил… Как, бывало, в постели обнимет, сердце, сердце зайдется, упадет…

Вот и сейчас куда-то падает… Стрелка-тень ползет, как червяк…