Лучи заходящего солнца золотили и полировали до ослепительного блеска водную гладь и заливали светом лес, так что зелень листвы приобретала какие-то невиданные на земле оттенки, а усыпавшие деревья орхидеи выглядели как драгоценные камни. Где-то вдали начала свой вечерний концерт стая рыжих обезьян-ревунов — громоподобный каскад звуков, словно доносящихся из потустороннего мира, усиливался и отзывался эхом в лесных глубинах. От этого безумного, дикого рева застывала в жилах кровь — так, должно быть, кричит толпа линчевателей, видя, что жертва удирает от нее. В Гвиане нам часто доводилось слушать концерты ревунов, в основном вечерами и ночами. Однажды я был разбужен неведомым гулом в два часа пополуночи и спросонья решил, что надвигается буря, прорываясь сквозь лесные чащи. Но Бог милостив — оказывается, не буря, всего-навсего концерт обезьян.
Но вот песнь ревунов стихла, и над протокой снова воцарилась тишина. Под сводами склонявшихся над водою деревьев стало совсем сумрачно, и вода, потеряв свой янтарный оттенок, стала гладкой и черной как смоль. Усталые и голодные, мы с Бобом гребли в каком-то полусне, мурлыкая себе под нос в аккомпанемент песням гребцов-индейцев и ритмичным ударам их весел. Воздух, теплый и сонный, был напоен запахами леса. Мерный плеск весел и бульканье воды производили успокаивающий, почти гипнотический эффект, и мы стали безмятежно клевать носом. И тут, в этот чарующий сумеречный час, когда все вокруг дышало миром и покоем, когда мы, знай себе, расслабились в плавно скользящем каноэ, случилось непоправимое: угорь удрал-таки из корзины.
Возможно, я так и прозевал бы этот момент, если бы не пимпла, который вдруг полез по моей ноге и, пожалуй, добрался бы до самой головы, если бы я ему это позволил. Схватив дикобраза, я передал его сидевшему за мною Бобу и попросил подержать, а сам принялся осматривать нос каноэ, чтобы выяснить, что же испугало пимплу. Я глянул вниз, и — вот те на! — прямо к моим ступням по наклонному днищу лодки, извиваясь, ползет угорь! А знаете, когда змея (или электрический угорь, разница тут небольшая) ползет вам прямо под ноги, все мускулы вашею тела среагируют так, что и представить себе трудно. Я сейчас уже не припомню, как сработали мои мышцы, но, в общем, я каким-то образом убрался с его пути. Когда я снова приземлился на дно каноэ, то увидал, что угорь направляется прямиком на Боба.
— Берегись! — завопил я. — Угорь сбежал!
Прижав дикобраза к груди, Боб попытался вскочить на ноги, да так и шлепнулся на спину на дно каноэ. Не знаю — то ли угорь сам был слишком напуган, чтобы всадить в Боба электрический заряд, то ли у него просто был отключен ток, но факт остается фактом: беззвучно, как струя воды, угорь проскользил мимо отчаянно дергавшегося, как под напряжением, распростертого тела моего приятеля и устремился к первому гребцу. Тот явно разделял наше нежелание вступать в тесный контакт с электрическими угрями и по мере приближения к нему вышеназванной твари выказывал все большее стремление покинуть судно. В результате попыток каждого из нас оказаться как можно дальше от угря каноэ бешено раскачивалось и грозило опрокинуться. Боб попытался встать и, ища опоры, схватился за дикобраза. Его крик ужаса и боли был воспринят мною как сигнал, что угорь повернул назад и атаковал его с тыла. Видимо, так же понял это и дикобраз, который снова полез по моей ноге, норовя вскарабкаться на плечо. Если бы первого гребца подвели нервы и он действительно выпрыгнул бы за борт, вслед за ним в воду полетели бы и все остальные со всем нашим живым грузом; но положение спас второй гребец, словно укрощение электрических угрей было для него излюбленной забавой. Наклонившись вперед, он придавил тварь лопастью весла ко дну каноэ, а затем энергичными жестами дал мне знак, чтобы я бросил ему корзину. И без того ветхая, она теперь вообще приказала долго жить: пытаясь увернуться от ее обитателя, я ненароком рухнул на нее коленями. Каким-то хитроумным манером второй гребец засадил-таки угря в корзину — у всех гора с плеч свалилась, и все стали одаривать друг друга хоть и деланными, но улыбками. Спаситель мигом сунул корзину партнеру, тот — Бобу, принявшему ее явно без особой охоты, и в тот момент, когда Боб, от греха подальше вытянув руки вперед, собирался вручить корзину мне, у нее вывалилось дно.
Угорь стукнулся о борт каноэ, точно крокетный молоток. В глазах его блеснула вода, и тут его счастливо осенило: второго такого шанса уже не будет! Плюх — и исчез в темных глубинах протока.
Боб взглянул на меня.
— Значит, не судьба, — сказал он. — А впрочем — уж лучше туда, чем сюда.
Честно говоря, я тут же согласился с ним.