Три билета до Эдвенчер

На закате дня мы с Бобом спустились к ловушке и, наладив ее, отправились прошвырнуться по саванне проветрить легкие. По небосводу, словно выточенному из зеленой яшмы, разбежались, будто прожилки, бледно-розовые облака, а гряда гор на горизонте выглядела подобно череде черных выпуклых спин разом выпрыгнувших из воды дельфинов. Расстилавшаяся под нашими ногами высокая трава напоминала огромную, обитую зеленым бархатом музыкальную шкатулку — это перекликались между собой звонкоголосые кузнечики, а издали, из прибрежного камыша, им вторил хор больших лягушек. Из-под самых наших ног вспорхнула пара земляных сов; бесшумно махая крыльями, они отлетели шагов на тридцать и, опустившись на землю, принялись торжественно ходить кругами, вертя головами и настороженно глядя на нас. Мы улеглись на красную, словно от солнечного жара, землю и залюбовались красками заката. Солнце опустилось за черту горизонта — и яшмовое небо стало сизым, будто голубиные крылья, а затем внезапно нахлынула чернота и замерцала мириадами огромных дрожащих звезд — подставляй ладошки, и они посыплются целыми гроздьями!

Когда взошла луна и осветила нам дорожку, мы побрели домой. Решили так: отнесем-ка наши гамаки к реке да подвесим между деревьями, чтобы не пропустить момента, когда ловушка сработает. Так мы и сделали — нашли подходящие деревья, подвесили гамаки и, поскольку все было пока тихо-мирно, отправились назад. Сытно поужинав и накурившись всласть — еще бы, ведь мы настраивались на целую ночь без курева! — мы поплелись опять к реке. Тропка было залита лунным светом, дюжина летучих мышей вычерчивала у нас над головами в теплом воздухе самые невероятные геометрические фигуры. Только мы подошли к реке, как до наших ушей долетел странный плеск.

— Что это? — спросил я.

— А именно? — спросил Боб.

— Да где-то что-то хлопает!

— Ничего не слышу!

Мы молча продолжили свой путь.

— Да вот же, снова! Неужели не слышишь?

— Что-то слышу, — ответил Боб, — но не пойму что.

— Похоже, это то самое. В ловушку кто-то попался, — сказал я и рванул к реке.

Добежав до берега, я увидел, что веревка, привязанная к мощному суку, туго натянута. Я зажег фонарь и увидел, что веревка задергалась и ушла глубже под воду, а у подножия утеса раздался жуткий шум — фырканье, плеск и какие-то глухие удары. Приблизившись к краю утеса, я глянул вниз.

В десяти футах под собой я увидел такую картину: лодки, поставленные коридором, широко разошлись, а в воде между ними лежал грандиознейший кайман из всех, каких только мне доводилось видеть. После предыдущих рывков он было успокоился, но едва на него упал луч фонарика, как все его гигантское тело вздрогнуло и согнулось в душ точно лук; огромная пасть открывалась и закрывалась, хлопая, будто дверь на ветру, а гигантский хвост ходил ходуном из стороны в сторону, вспенивая воду, словно пароходный винт, и глухо молотил о борта лодок. Вода бурлила, лодки раскачивались, огромная рептилия моталась, мотая хвостом, веревка натянулась как струна, a сук, к которому она была привязана, зловеще трещал. Приложив ладонь к стволу дерева, я почувствовал, как оно дрожит, выдерживая единоборство с кайманом. При виде такой картины меня мгновенно пронзила мысль, что зверь порвет веревку или сломает сук, и мы лишимся столь великолепного экземпляра. Поддавшись порыву, я сделал столь идиотский и опасный шаг, что сам теперь не понимаю, что меня толкнуло: я наклонился через край скал и, схватившись обеими руками за веревку, с силой потянул на себя. Кайман, почуяв натяжение, вновь замолотил хвостом и, в свою очередь, так рванул на себя веревку, что мое тело повисло в десяти футах над раскачивающимися лодками под углом сорок пять градусов, так что только мои носки касались края уступа. Еще чуть чуть — и я наверняка бултыхнулся бы в воду и уж точно оказался бы растерзан могучими зубами каймана или расплющен в лепешку одним ударом его невообразимого хвоста. На мое счастье, тут подскочил Боб и тоже схватился за веревку. Кайман бился и тянул на себя, мы с Бобом, едва удерживаясь на краю утеса, с не меньшим упорством тянули на себя, словно от этой игры в перетягивание каната зависела наша жизнь. Наверное, ни один утопающий так не цеплялся за соломинку, как мы за веревку. Улучив момент между рывками, Боб повернул ко мне голову:

— Так объясни наконец, что это мы с тобой делаем?

— Удерживаем веревку, — ответил я. — Вдруг порвется, и он уйдет?

Боб на секунду задумался.

— Так ведь дружными усилиями мы ее скорей порвем! — сказал он.

Как я не сообразил этого с самого начала! Только тут я понял, какими глупостями мы занимаемся.

Мы отпустили веревку и повалились на траву передохнуть. Успокоился и кайман. Мы решили, что самым лучшим шагом будет такой: обвязать зверя запасной веревкой на случай, если он таки порвет первую. Мы ринулись дом, разбудили Мак-Турка и, вооружившись веревками все вместе помчались назад.