Три билета до Эдвенчер

Мне на мгновение почудилось, будто я вовсе не в тропиках, а посреди родного английского леса. Все такое же — и невысокие стройные серебристые стволы, между которыми торчали низкорослые густые кустарники, и лоснящаяся зеленая листва, превратившаяся в золото от волшебного прикосновения лучей заходящего солнца. Но вершиной этого восхитительного празднества природы была группа обезьян-ревунов, восседавших на верхушках деревьев и выделявшихся яркими пятнами на зеленом фоне. Их было пять крупных, плотного сложения животных с сильными цепкими хвостами и печальными мордами шоколадного цвета. Ну, а раскраску их длинной густой шелковистой шерсти вообще можно описывать бесконечно: поражающая воображение сверкающая смесь медных и винно-красных оттенков, отливающих металлическим блеском. Такое бывает разве что у самоцветных камней да у некоторых видов птиц. От волнения потеряв дар речи, я не мог оторвать глаз от этого изумительного буйства красок.

Стадо состояло из почтенного самца и четырех обезьян поменьше — по-видимому, его жен. Импозантный вожак, чья шкура сияла в солнечных лучах, словно в пламени костра, восседал на самой макушке дерева, будто на троне, и с наслаждением отщипывая молодые листья, набивал ими рот. Мне было так хорошо на этом празднике жизни, что даже казалось странным, с чего бы это на лице вожака написано меланхолическое выражение. Но вот трапеза окончена. Вожак, работая лапами и хвостом, перебрался на соседнее дерево и, сопровождаемый своим преданным гаремом, скрылся среди листвы.

Мы шли под тенистыми сводами деревьев, вдоль каналов, из которых доносились зовущие голоса маленьких лягушат, и я поклялся про себя, что непременно заполучу такую же вот лоснящуюся, фантастическую обезьяну, сколько бы это мне ни стоило.

Глава третья Про сердитого зверя опоссума и песни ленивцев

Есть в Южной Америке удивительно интересное семейство животных, называемых опоссумы. Интересны они, главным образом, тем, что это единственные известные за пределами Австралийского континента представители сумчатых. Подобно кенгуру и другим населяющим Австралию животным, опоссумы донашивают своих новорожденных детенышей в кожаном кармашке на животе. Впрочем, у южноамериканских сумчатых этот способ транспортировки детенышей, по-видимому, выходит из употребления — у большинства их видов кармашек невелик, и детеныш находится в нем, только пока он совсем еще крохотный и беспомощный; у других же видов он почти исчез и выглядит как продольные складки кожи, покрывающие соски. Зато эти последние виды сумчатых освоили новый способ транспортировки — самка носит потомство на спине, причем хвосты детенышей любовно обвиваются вокруг ее хвоста. По своему внешнему облику опоссумы похожи на крыс, хотя и различаются по размерам — есть опоссумы величиной с мышь, а иные — с крупную кошку. У них длинные крысиные носы, а у некоторых видов — еще и а длинные голые крысиные хвосты; но стоит лишь единожды увидеть, как опоссум лезет на дерево — и сразу поймешь, насколько выигрывает его хвост перед крысиным. Создается впечатление, будто хвост опоссума живет своей независимой жизнью — извиваясь и сворачиваясь кольцами, он цепляется за ветки с такой силой, что в случае необходимости животное может на нем повиснуть.

В Гвиане встречается несколько разновидностей опоссумов под общим названием увари. Самый распространенный из них — опоссум Didelphys, на которого все гвианцы поглядывают с отвращением. Он приспосабливается к изменчивым условиям окружающей среды с той же легкостью, что и обыкновенная домовая крыса, и чувствует себя на задворках Джорджтауна ничуть не хуже, чем где-нибудь в лесной глуши. В частности, он блестяще освоился с ролью санитара городских дворов и окраин, и не осталось, видимо, ни одного мусорного ведра, которое не было бы им тщательно обыскано. В поисках пищи он подчас заглядывает даже в жилища, тревожа покой благонравных обывателей Джорджтауна, а уж владельцы домашней птицы и вовсе караул кричат. Привычка совершать разбойничьи налеты на птичьи дворы больше чем любые другие его повадки стяжала ему ненависть местного населения. «Пусть ненавидят, лишь бы боялись», — так, очевидно, рассуждает этот крупный зверь со свирепым характером. В Джорджтауне мне рассказывали массу историй об извращенных вкусах этого создания и варварских набегах на невинных цыплят; но в результате я только проникся уважением к животному, которого отовсюду гонят, всячески преследуют и истребляют, а оно, вопреки всем невзгодам, умудряется не только выжить, но и, назло обидчикам, продолжает свой разбойничий образ жизни в городе.