Трезориум

— С тобой пойду, — хотя их смене оставалось отдыхать еще час. Высунулся из-за угла. — Не отставай только. Нет, лучше дай руку. Упадешь, подхвачу, не бойся.

Рванул за собой. Из тени выбежали на свет, через несколько секунд опять оказались в тени. Таня ничего толком и не разглядела, только услышала, как сзади по щебенке что-то хлестко защелкало. Наверно дали очередь из трамвайного депо.

Напротив Фронта, по ту сторону узкой Менцельштрассе, в развалинах взорванной школы засели русские. Совсем близко. Поэтому у окон и амбразур все время дежурили пять человек: два пулеметных расчета и часовой на крыше.

Вот где остаться бы, прикидывала Таня, быстро бинтуя раненого. До своих отсюда полсотни шагов максимум.

Солдат был без сознания, пуля прошла через правое легкое, навылет. Поскольку в госпиталь попадет нескоро, скорее всего не жилец. И черт с ним.

— Мне нужно все время быть с ним, не то умрет, — сказала она.

Ее, конечно, оставили. Францек еще и по затылку погладил своей лапищей. А скоро произошла пересменка, и вокруг опять оказались знакомые.

Кукук перестал болтать, чуть высунулся из-за подоконника, приложившись к биноклю. Оконные проемы были затянуты сеткой. Михель объяснил, что это защита от гранат — у русских имелись мастера, которые могли точным броском кинуть лимонку через улицу.

— А у нас есть штука получше, потому что мы — цивилизация, — похвастал лейтенант. — Гляди, Хильде. Это катапульта.

Они с Претцелем установили на полу какую-то треногу с полосой резины, как на рогатке. Михель вложил ребристую гранату, натянул. Крикнул:

— Окно!

Солдат сдернул сетку, граната взлетела под острым углом вверх.

— На кого бог пошлет! — азартно крикнул моряк, приложил руку к уху.

Где-то далеко ударил взрыв.

— Метров на сто улетела. Прямо с неба на иванов, никаких мортир не надо! — засмеялся Михель. — Давай следующую!

А Кукук вдруг резко присел, отложил бинокль, потянул за ремень винтовку.

Прошептал:

— Он, точно он! Блеснуло между камней!

— Кто «он»? — спросила Таня.

— Русский снайпер. Они давно друг за другом охотятся, — ответил Францек. — Ты это, шла бы в заднюю комнату. А то отрикошетит…

И верно. Смотреть, как стреляют по нашим, было тяжело. Таня прошла коридором, среди битого кирпича, переломанной мебели, стреляных гильз, окровавленных бинтов в угловую комнату, выходившую на перекресток. В стене зияла дыра — наверно, от снаряда. В нее глядел дозорный — не затеют ли русские что-нибудь со стороны депо.

Посмотрела в пробоину и Таня.

Нет, с этой стороны нечего и пытаться. Широкое голое пространство, отовсюду простреливается. Ночью заденешь что-нибудь, и начнут палить на звук…

— Эй, — нервно сказал дозорный. — Чего-то они тут… — Оглянулся. Лицо напряженное. — Сестра, зови командира. Быстро!

Таня сбегала за лейтенантом, с ним и вернулась.

Из распахнутых ворот высунулось длинное дуло, за ним показалась зеленая броневая башня.

— Танк, — прошептала Таня.

Ротный поправил:

— Самоходка.

И заорал кому-то:

— Бауэр, не зевай там! Видишь?

— Вижу! — отозвались снизу.

Где-то на уровне земли, такое ощущение, что прямо под ногами, бухнул очень громкий выстрел. От железных ворот депо отлетела створка. Самоходка стала поворачивать ствол.

— Бауэр, скотина, живее! — закричал Михель. И Тане: — Уйди отсюда, уйди! Подальше, на тот конец дома!

Но она стояла, словно замороженная. Наблюдала, как орудийное дуло превращается в черную точку.

Внизу опять грохнуло. У русской самоходки от гусеницы полетели куски и клочки пламени. В следующий миг черная точка выплюнула огненный шар. Дом задрожал, Таню качнуло.

— Выше взял, кретин! — захохотал Михель. — Лупи беглым, Бауэр!

Трофейная пушка внизу пальнула еще трижды, потом замолчала. Из самоходки валил черный дым. Успел ли экипаж выбраться, было не видно.

На Менцельштрассе тоже стреляли, но не гулко, как здесь, а часто, дробно.

Кто-то там в комнате завопил. Лейтенант бросился на крик, а Таня осталась. Но через минуту ее позвали:

— Хильде! Хильде!

Побежала.

Несколько человек склонились на Кукуком. Тот сипел, изгибался. В левой глазнице зияла багровая дыра. Таня поразилась, как это он еще жив, но потом увидела, что пуля прошла наискось — выходное было в виске.

— Пустите, перевяжу!

— Достал русский снайпер нашего Кукука… — сказал лейтенант. — Чего он, кончается?

Таня быстро обработала жуткую на вид, но на самом деле не смертельную рану.

— Поживет еще… Ходить только пока не сможет. Тут еще и сильное сотрясение. Придется на руках нести. Вместе с тем уже двоих.

— Погоди, день еще длинный, — блеснул зубами Михель, но улыбка вышла кривая.

— Командир, сюда! — закричали теперь из угловой. — Все сюда! Атака!

— Первый расчет за мной, второй — остаетесь здесь, глядеть в оба! — приказал лейтенант.

Понесся, а за ним остальные, по коридору.

Таня посмотрела на раненых. Один без сознания, второй щупает руками толстую повязку на голове, всхлипывает.

Нет уж, лучше там.

В угловой комнате никто не стрелял. Все глядели в окна, лейтенант — в дыру. Посмотрела и Таня.