Крепс знал манеру шефа не торопиться с ответом и терпеливо ждал.
Леруа отложил пленку в сторону и недовольно поморщился:
– Придется регенерировать. Заодно задайте программу на генетическое исправление.
– Вы думаете, что…
– Безусловно. Иначе за пятьдесят лет они не пришли бы в такое состояние.
Крепс сел за перфоратор. Леруа молчал, постукивая карандашом о край стола.
– Температура в ванне повысилась на три десятых градуса, – сказала сестра.
– Дайте глубокое охлаждение до… – Леруа запнулся. – Подождите немного… Ну, что у вас с программой, Крепс?
– Контрольный вариант в машине. Сходимость – девяносто три процента.
– Ладно, рискнем. Глубокое охлаждение на двадцать минут. Вы поняли меня? На двадцать минут глубокое охлаждение. Градиент – полградуса в минуту.
– Поняла, – ответила сестра.
– Не люблю я возиться с наследственностью, – сказал Леруа. – Никогда не знаешь толком, чем все это кончится.
Крепс повернулся к шефу:
– А по-моему, вообще все это мерзко. Особенно инверсия памяти. Вот бы никогда не согласился.
– А вам никто и не предложит.
– Еще бы! Создали касту бессмертных, вот и танцуете перед ними на задних лапках.
Леруа устало закрыл глаза:
– Вы для меня загадка, Крепс. Порою я вас просто боюсь.
– Что же во мне такого страшного?
– Ограниченность.
– Благодарю вас…
– Минус шесть, – сказала сестра.
– Достаточно. Переключайте на регенерацию.
Фиолетовые блики вспыхнули на потолке операционного зала.
– Обратную связь подайте на матрицу контрольного варианта программы.
– Хорошо, – ответил Крепс.
– Наследственное предрасположение, – пробормотал Леруа. – Не люблю я возиться с такими вещами.
– Я тоже, – сказал Крепс. – Вообще, все это мне не по нутру. Кому это нужно?
– Скажите, Крепс, вам знаком такой термин, как борьба за существование?
– Знаком. Учил в детстве.
– Это совсем не то, что я имел в виду, – перебил Леруа. – Я говорю о борьбе за существование целого биологического вида, именуемого хомо сапиенс.
– И для этого нужно реставрировать монстров столетней давности?
– До чего же вы все-таки тупы, Крепс! Сколько вам лет?
– Тридцать.
– А сколько лет вы работаете физиологом?
– Пять.
– А до этого?
Крепс пожал плечами:
– Вы же знаете не хуже меня.
– Учились?
– Учился.
– Итак, двадцать пять лет – насмарку. Но ведь вам, для того чтобы что-то собой представлять, нужно к тому же стать математиком, кибернетиком, биохимиком, биофизиком – короче говоря, пройти еще четыре университетских курса. Прикиньте-ка, сколько вам тогда будет лет. А сколько времени понадобится на приобретение того, что скромно именуется опытом, а по существу представляет собой проверенную жизнью способность к настоящему научному мышлению?
Лицо Крепса покрылось красными пятнами.
– Так вы считаете…
– Я ничего не считаю. Как помощник вы меня вполне устраиваете, но помощник сам по себе ничего не стоит. В науке нужны руководители, исполнители всегда найдутся. Обстановочка-то усложняется. Чем дальше, тем больше проблем, проблем остреньких, не терпящих отлагательства, проблем, от которых, может быть, зависит само существование рода человеческого. А жизнь не ждет. Она все время подстегивает: работай, работай, с каждым годом работай все больше, все интенсивнее, все продуктивнее, иначе застой, иначе деградация, а деградация – это смерть.
– Боитесь проиграть соревнование? – спросил Крепс.
Насмешливая улыбка чуть тронула тонкие губы Леруа.
– Неужели вы думаете, Крепс, что меня волнует, какая из социальных систем восторжествует в этом мире? Я знаю себе цену. Ее заплатит каждый, у кого я соглашусь работать.
– Ученый-ландскнехт?
– А почему бы и нет? И, как всякий честный наемник, я верен знаменам, под которыми сражаюсь.
– Тогда и говорите о судьбе Дономаги, а не всего человечества. Вы ведь знаете, что за пределами Дономаги ваш метод не находит сторонников. И признайтесь заодно, что…
– Довольно, Крепс! Я не хочу выслушивать заношенные сентенции. Лучше скажите, почему, когда мы восстанавливаем человеку сердечную мышцу, регенерируем печень, омолаживаем организм, все в восторге: это человечно, это гуманно, это величайшая победа разума над силами природы! Но стоит нам забраться чуточку поглубже, как типчики вроде вас поднимают визг: ах! ученому инверсировали память, ах! кощунственные операции, ах!.. Не забывайте, что наши опыты стоят уйму денег. Мы должны выпускать отсюда по-настоящему работоспособных ученых, а не омоложенных старичков, выживших из ума.
– Ладно, – сказал Крепс, – может быть, вы и правы. Не так страшен черт…
– Особенно когда можно дать ему мозг ангела, – усмехнулся Леруа.
Раздался звонок таймера.
– Двадцать минут, – бесстрастно сказала сестра.
Крепс подошел к машине:
– На матрице контрольной программы нули.
– Отлично! Отключайте генераторы. Подъем температуры – градус в минуту. Пора снимать наркоз.
Приятно холодит тело регенерационный раствор, тихо поют трансформаторы, горячо пульсирует кровь, пахнет озоном, мягко льется матовый свет ламп.
Окружающий мир властно вторгается в просыпающееся тело – великолепный, привычный и вечно новый мир.