С преимуществами.
С другой стороны, я не был уверен, что она позволит чему-то физическому произойти между нами снова. При мысли о том, что я никогда не поцелую ее, никогда не прикоснусь к ее телу, что-то открылось внутри меня. Что-то пустое и бездонное.
Она подслушала, как несколько девушек сплетничали о Хейлах сегодня в клубе. Вполне возможно, что разговор был менее чем позитивным. Моя семья получала неоднозначные отзывы, когда речь заходила о жителях Каллиопы. Но что бы она ни услышала, это не заставило ее судить меня строго. Потому что она была доброй.
Я наблюдал за ней с минуту. По тому, как она ерзала, я мог сказать, что она чувствовала себя неловко. Мы пересекали так много границ, и у меня было чувство, что Хейвен нужно было твердо держать меня в рамках, которые она обозначила. У меня также было ощущение, что для этого были более глубокие причины, чем просто потому, что она была всего лишь проездом в городе и не хотела заводить связи, которые было бы трудно разорвать, когда она уедет.
Назовите это интуицией. Назовите это тем, что я полицейский, чья работа заключается в том, чтобы с подозрением относиться к людям. Назовите это тем, что мой разум двигался в ее направлении чаще, чем я давал ему разрешение, но он медленно пытается сформировать полную картину, которой была Хейвен Торрес, с маленькими кусочками головоломки, которые она бросала в мою сторону.
Я так мало знал о ее жизни. Только несколько деталей, которые она рассказала, казалось бы, случайным образом. Она выросла в бедности. Ее спасла, в каком-то смысле, во всяком случае, добрая пара, у которой был сад на крыше. Она работала в продуктовом магазине, чтобы приносить домой здоровую пищу. У нее был безрассудный брат, который, как я мог только предположить, вырос точно так же, как и она, только, возможно, без помощи сада на крыше, за которым нужно ухаживать. Или эмоциональных преимуществ, которые этот сад, очевидно, предоставил Хейвен: ответственность, дар доверия.
И теперь она кое-что знала обо мне. Я не знал, что говорили сплетники, но я знал, что то, что было в интернете, едва касалось поверхности и определенно не дало бы ей полной картины.
— Ты герой, — тихо сказала она. — Ты убил бандита, который мог убить так много других людей.
Показательный пример.
Я сделал это. Но я также сделал многое другое.
Я молчал добрую минуту. Хейвен ждала, не говоря ни слова.
— Я раньше плавал вон там, — сказал я, указывая через озеро, слегка прищурив один глаз, пытаясь разглядеть небольшой общественный пляж на краю того, что было землей моего дяди Натана, а теперь принадлежало Арчеру. Это была общественная собственность, но не так много людей знали об этом, и поэтому, по сути, это была частная территория, которая была полностью предоставлена моим друзьям и мне. — Арчер живет на краю этого пляжа, — объяснил я, — и большую часть его жизни он провел там, по крайней мере, со времен… несчастного случая. Когда он потерял голос. Я обычно шумел, чтобы он услышал меня и моих друзей, а потом издевался над ним, когда он приходил посмотреть на нас с деревьев.
Я почувствовал на себе пристальный взгляд Хейвен, но не поднял глаз, чтобы посмотреть на нее.
— Почему? — негромко спросила она, и я услышал тихую нотку удивленного неодобрения в ее голосе.
— Потому что я ревновал. Я хотел, чтобы ему было так же больно, как мне. — Я снова сделал паузу. Зачем я ей это рассказываю? Я никогда не говорил об этом. Никогда. — В тот день, когда умер наш отец, он уезжал из города с Арчером и матерью Арчера, чтобы начать новую жизнь, подальше отсюда. — Подальше от меня. — Я хотел, чтобы Арчеру было больно, — продолжил я, — потому что независимо от того, что он потерял, у него была любовь нашего отца — в самом конце наш отец выбрал его, а не меня. Это было все, чего я когда-либо хотел, и не было никакого способа вернуть это, потому что он ушел.
Наверное, это было правильно, что я сидел здесь, чувствуя себя немного грустно и потеряно, а он был тем, кому уютно в его милом доме на другом берегу озера, его окружала любовь семьи, все его мечты сбылись.
Кармическая справедливость и все такое. Неудивительно, что карма не улыбнулась мне сверху вниз.
Хейвен смотрела на озеро, выражение ее лица было грустным и задумчивым, но когда она повернулась в мою сторону, я также увидел сочувствие.
— Я понимаю это, Трэвис, — сказала она мне, тихо вздохнув. — Больше, чем ты можешь себе представить. — Она помолчала секунду, задумчиво склонив голову набок. — Может быть, ужасная правда о любви заключается в том, что, когда уходит, она оставляет в твоем сердце такую большую дыру, что, кажется, ее никогда и ничто не заполнит. Мысль о том, чтобы снова рисковать, кажется фатальной. Человеческое существо не может потерять так много от себя и все же выжить. И поэтому ты отчаянно пытаешься заполнить его вещами, которые никогда не справляются с этой задачей. Вещами, которые иногда причиняют боль другим людям, — тихо закончила она.