Треугольник

— Он и без настройки умеет играть, это тебе не сазандар[8], которому надо настраивать… — вмешался отец.

Все напряженно ждали. Я в отчаянии опустил смычок на струны скрипки. Я и раньше извлекал из нее множество самых невероятных звуков, но эти испугали даже меня. Тем не менее я начал играть упражнения. Это было утомительное повторение четырех нот снизу вверх и сверху вниз.

Краешком глаза я смотрел на моих слушателей. Они были расстроены.

— Джа-ан!.. — вдруг протяжно выкрикнул Мко, словно слушал игру на зурне. Ему явно хотелось подбодрить, помочь мне.

Порядком устав, я прекратил игру.

Мкртычи молчали, боясь сказать что-нибудь невпопад, обидеть меня.

— Добро, братец, ей-богу, хорошо. Культурно играешь. А ты думал, не поймем?.. Ну нет, мы в этом разбираемся. Ты не смотри, что мы дамрчи, ведь и струны твои дамрчи делал.

— Трудно играть на скрипке… Да ничего, со временем он возьмет свое, — наконец произнес самые разумные слова Варпет Мкртыч, и я, успокоившись, положил скрипку в футляр.

Чтобы сгладить как-то впечатление от моего концерта, Васо, обняв за плечи Мко и Варпета Мкртыча, запел грузинскую песню. Отец подхватил ее, но вскоре, воодушевившись, сбился и запел свою любимую турецкую.

Чуть позже каждый уже пел свою любимую песню, всячески стараясь заглушить соседа.

— Ну и ну!.. — опомнился Васо. — Впятером шесть песен поем… А нужно, чтобы сто голосов пели как один, да так, чтоб потолок рухнул… Вот в этом умение!..

Любовь в «треугольнике»

Мко стоял, опустив голову, у ног его лежала кувалда, и вид у него был совсем отрешенный.

— Мко, в чем дело? — спросил отец.

Мко очнулся и, подняв кувалду громадными ручищами, со всего маху опустил на раскаленное железо.

— Да ты что, никак очумел?! — рассердился отец. — Это же подкова, не видишь, погляди, во что превратил! — И бросил расплющенное железо снова в горн.

— Уж не влюбился ли парень? — засмеялся Васо.

Лицо Мко стало жалким. Заметив это, Васо пристал к нему:

— Ей-ей, влюбился!

Отец начал смеяться. Рассмеялся и я. Мко не двигался.

— Погодите, что тут смешного?.. Человек создан для любви!.. — сказал Варпет Мкртыч и, отложив в сторону молоток, сел рядом со мной.

— А то как же, — согласился отец. — Время ему уже обзаводиться женой. Создать достойную семью.

И отец с Васо тоже подсели к нам.

— Ну-ка выкладывай, что у тебя там, — начал допрашивать мой отец.

Мко только вздохнул.

— Да в этом ничего постыдного нет, погляди-ка, ведь все мы люди женатые. Один лишь ты бобылем ходишь…

— Скажи, кто она, а дальше мы поведем дело сами, — сказал Васо. — Да заговоришь ли ты наконец!

— Подождите, надо все по порядку, такие дела на бегу не делаются, — посоветовал Варпет Мкртыч.

— Чего там ждать, глядишь, и без второго уха останешься, — засмеялся Васо. — И что это за баба такая, что соглашается за одноухого пойти?! Моей жене двух моих ушей не хватает для ее болтовни…

— Может, замужем она, Мко джан? — подумав, спросил Варпет Мкртыч.

Лицо Мко просветлело.

— Не-е… — ответил он.

Мко почему-то побрился сегодня, и лицо его напоминало странную маску. Лоб и нос оставались черными, а выбритые щеки и подбородок сделались белыми. И на первый взгляд казалось, что на лице у Мко огромный смеющийся рот.

Отец сказал что-то по-турецки. Всегда после этих слов меня выпроваживали. И поэтому я догадывался, что они означают, хотя отец говорил по-турецки именно для того, чтобы я не понял. Дав пустяковое поручение, выдворили меня из кузницы.

К тому времени как я вернулся, совещание Мкртычей закончилось.

На следующий день в кузнице никто не работал. Все были на местах, кроме Мко.

Вскоре появился и Мко. А с ним русская женщина.

Я удивленно смотрел на нее. Она была похожа на рисунок, намалеванный ребенком. Волосы огненно-рыжие, глаза светло-голубые, губы бантиком и так густо намазаны, что похожи на красное кольцо. Тонкие руки беспомощно висят, на ногах беленькие носочки.

Я засмеялся. Мко испуганно посмотрел на меня.

Да, никогда я не представлял себе любовь такой.

В кузнице все умолкло, словно похолодело.

Мкртычи не двигались. Не двигались и Мко со своей подругой.

По всему было видно, что нашим она не понравилась. Но в этой их неприязни было какое-то зловещее изумление.

— Садитесь, — я вскочил, предлагая свое место на старой наковальне.

Женщина села на краешек наковальни, руки положила на колени и с растерянной, виноватой улыбкой начала по очереди рассматривать всех нас.

Молчание стало невыносимым.

— Мко, здравствуй, что с тобой, куда ты пропадал? — неожиданно спросил отец. Хотя я знал, что утром они вместе ходили в баню.

— Я… а вот Луба… — Мко указал в сторону женщины. Женщина посмотрела на него и по-детски улыбнулась. Они поняли друг друга.

— Ну а работать-то будешь или тебе сегодня неохота? — спросил отец таким официальным тоном, какого я от него никогда не слышал.

Мко остолбенел.

— Ну я пошел, полдень уже, — сказал Гаспар и, смущенный, вышел.

— Сейчас начинать работу?

Отец хранил деловитое молчание.

Мко подошел к Любе, взял ее за руку, с нежностью посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

— Пойдем, Луба…