Утром они разошлись по домам, но Андраник не мог найти себе места. Вскрылась гнойная рана его печали и грусти, и боль растеклась по всему телу. Печаль была сильна, как смерть, горька, как слеза, и невыносима, как вопль. На губах Андраника был запах рыбы и губной помады Лейлы, и от этого невозможно было никуда уйти… Андраник некоторое время метался по своему подвалу и снова пошел к Лейле. Днем все выглядело иначе — грязнее и немного зловеще. «Пойдем ко мне», — сказал Андраник. «Встретимся в субботу, — сказала Лейла. — Завтра мне на работу идти». Андраник испугался, что работа отнимет у него Лейлу. «Не иди на работу, не надо… Я сам буду работать. Пойдем ко мне. Насовсем…» Глаза у Лейлы широко раскрылись, в них засветились улыбка и удивление. «Поженимся?» — «Да, — лихорадочно, пересохшими губами ответил Андраник. — Будем вместе, как прежде…» Лейла смотрела на него терпеливым, спокойным взглядом и думала. Потом сказала: «Ладно… Я приду… Только вечером». «Нет, — заторопился Андрианик, — сейчас же». Нрав у Лейлы был простой, и с ней было легко. «Соседкам скажу… вещи соберу». — «После, после, успеем».
Лейла набросила на голову шаль, они сели в трамвай без кондуктора и приехали к Андранику в подвал. Никто их не заметил, даже Гасан.
23 марта 1938 года у Андраника и Лейлы родилась девочка. Родилась она тихо, без криков, словно стыдясь своего появления на свет. В полночь Лейла почувствовала себя плохо. Андраник кинулся туда, кинулся сюда, на улице не было никакого транспорта, он растерялся и, не найдя другого выхода, обратился к Гасану. «Как ее доставить в больницу?» — «Я сейчас, сейчас», — сказал Гасан и вышел из дому. Первым ему на ум пришел водитель трамвая Шаво, но он подумал: «Неудобно будить его, да и пока Шаво доберется до парка, чтобы вывести трамвай, будет поздно». В своем добром волнении Гасан даже забыл, что на улице, где находится роддом, нет рельсов… И побежал к Андранику, все повторяя: «Я сейчас, сейчас». — «Ничего, — сказала Лейла, — и так дойду». — «Сумеешь?» — удивился Андраник. Он бы, конечно, предпочел, чтобы она со своим огромным животом пошла сама и чтоб никого не пришлось беспокоить. Лейла пошла по пустынной улице, опираясь с одной стороны на Андраника, с другой — на Гасана. Они шли втроем, и Андранику хотелось, чтобы они никого не встретили, чтобы никто их не видел и все прошло легко и тихо, и очень обрадовался, когда они наконец подошли к больнице.
Два часа спустя Лейла родила девочку, которую назвала Анжелой. Лейла глядела в потолок и думала, что бог все же существует, потому что «ведь в мои-то годы ребенка могло и не быть».
Андраник все ходил вокруг больницы. Раз даже заморосил ненадолго дождь, хотя день и стоял погожий. Но потом прояснилось, и его сердце наполнилось робкой, обиженной радостью.
С трудом, по частям перебралась семья Межлумянов в Алаверди. Сначала поступил на работу Андраник, потом Лейла с Анжелой. Зарплата была высокой, еда обильной, но Андранику казалось, что весь их квартал день ото дня бледнеет от воздуха, выдыхаемого медными рудниками, и он решил переехать в Кировакан. Оттуда они уехали в Ереван. Здесь родился Константин, второе дитя Андраника и Лейлы.
В 1947 году из Бейрута репатриировался Ростом Межлумян. Появился он точно фокусник на арене цирка — с распростертыми руками и восклицанием «алей!». Его «алей!» как будто бы содержало в себе те чудеса, которые он повидал и о которых рассказывал без устали, пока они не стали привычными, как его походка и запах. В Бомбее он учился в школе йогов, долго постился, босой шел по земле Индии. К концу поста от него остались лишь кожа да кости. Его состояние должно было во что-то перейти: голодом и терпением приобретенный опыт йогов он стал демонстрировать, выступая по всему Востоку — в Сирии, Ливане, Египте, Эфиопии — под именем Тахрибея. Он копал себе могилу, ложился в нее, просил закопать его землей, а на следующий день воскресал и, поднявшись из ямы, кланялся зрителям, ходил босиком по гвоздям и с каменным лицом брал в руки раскаленный кусок железа.