Третий выстрел

— А как же наши собственные ценности? — снова вступил в разговор мужчина. — Око за око, например? Или Тору мы тоже отметаем?

— Это мракобесие, Меир. Оставь эти замшелые идеи раввинам. В конце второго десятилетия двадцатого века нельзя оправдывать собственные зверства постулатами тысячелетней давности. Еще раз: нам нельзя становиться на одну доску с погромщиками.

— Ну, нельзя — так нельзя, — неожиданно легко согласился тот, кого назвали Меир. — Значит, мы будем их убивать без того, чтобы стоять с ними на одной доске.

— Не ерничай, а?

— А я не ерничаю. Я просто с тобой не согласен, Йосеф. Категорически. Если нас не будут бояться — тогда погибнем и мы, и наше дело. Поэтому за каждого нашего товарища мы должны уничтожить двух, трех, четырех арабов. Иначе ничего не выйдет.

— А вот тех, кто так думает, и, самое главное, так действует, мы будем безжалостно изгонять из наших рядов.

— Слышь, ты, краснопузый!? — Фаня, наконец, взорвалась и «краснопузый» тоже произнесла по-русски. — Хочешь изгонять? Изгоняй. Меня первую. Я еще с ними счет не закрыла, и сколько живу — буду закрывать. Мстить за убитую в Одессе семью, за Натана, без которого я никогда бы сюда не приехала, за всех, кого замучили погромщики. И буду убивать тех, кто собирается убивать евреев. Да-да, Йоселе, даже не убивает, а только собирается убивать. Они будут считать, что с нами можно безнаказанно делать все, что угодно? Не будет этого.

Йосеф ненавидяще посмотрел на Фаню.

— И не зыркай на меня, мне на тебя насрать. И на твое руководство которое собственной тени боится — тоже. Я все равно буду сражаться, и я это буду делать хорошо, потому что умею. Так что можешь вычеркнуть меня изо всех своих трусливых списков. А я пошла.

— Анархистам здесь делать нечего! Тут тебе не твоя банда! — крикнул Йосеф вдогонку.

Фаня направилась к выходу, когда сзади загремели стульями, встали и пошли за ней несколько человек. Меир нагнал ее, протянул руку:

— Будем знакомы. Я Меир.

— Будем. Я Фаня. Иегудит-Фанни Винер.

— Я знаю. Про тебя легенды ходят.

Какое-то время они молча шли рядом.

— Я думаю, что ты совершенно права. Пассивное сопротивление — тупиковый путь. Нас должны бояться.

— Я об этом и говорила. С другой стороны, нельзя построить новое общество только на страхе. Тут Йосеф прав.

— Давай сначала построим это новое общество, а там посмотрим. Пока что, я думаю собрать отчаянных ребят и создать другую организацию, боевую не зависящую от зажравшихся ленивых функционеров, которые собственной тени боятся. Как мыслишь? — обратился он к Фане.

Фаня присмотрелась к нему. Провоцирует или на самом деле готов к расколу?

— Организации — это не ко мне, — сказала она. — Я против сектанства, а любое организованное сообщество со временем превращается в секту и начинает действовать исключительно в целях собственного выживания. Это…

— Да знаю я про твое анархистское прошлое! — засмеялся Меир.

— Это не прошлое. Это — настоящее, — серьезно ответила Фаня. — Нельзя загонять народ в рамки. В любые. Это погубит народ. Так что — я против.

— Ну и зря. Нам такие как ты пригодились бы.

— Нам?

— Да. Думаешь, мы с тобой одни такие? Тут многие думают так же. Ну, мы с тобой еще вернемся к этому разговору, правда, Фанни?

— Посмотрим, Меир.

Пожали друг другу руки и разошлись.

А Фаня отправилась в Иерусалим. Знала, что глупое суеверие, что все это стариковские бредни, но надо было вложить записку в Стену плача. Говорят, что такие письма доходят до Бога, и тогда изъявленное в них желание исполнится. Все же уроки папы Хаима не прошли даром. А вдруг?

Обошла завалы по дороге к Стене, пробралась сквозь груды камней, положила руку на теплый гладкий камень и замерла. Стало спокойно, ушла горечь, прояснилось в голове. Камень что-то прошептал ладони, Фаня согласно кивнула. Рядом с ней стояла смутно знакомая женщина, чудно одетая, точно так же положив руку на камень Стены. Интересно, о чем она думает? Что написала в своей записке? Ей ведь уже лет сорок, наверное, может даже пятьдесят, что просят в таком почтенном возрасте? Да какая разница, женщины в любом возрасте просят у Бога одно и то же. Женщина повернула голову, изумленно взглянула на Фаню, даже рот приоткрыла. «Что ее так удивило?» — подумала Фаня и дружески прикрыла глаза: мол, все спокойно, все хорошо, не беспокойся. Развернулась и ушла. «Откуда я ее знаю?» — мелькнуло в голове, но Фаня тут же о ней забыла.

Меир и Йосеф появились в ее кибуце через несколько недель. Фаня удивилась, но поняла, что случилось что-то из ряда вон выходящее, если уж они приехали вместе. Неожиданно. Пригласила гостей в караван, но Йосеф отрицательно помотал головой:

— Пойдем где-нибудь на воздухе поговорим.

Погода и правда стояла замечательная. Несколько дней назад прошел первый дождь, необычайно рано в этом году. Стало прохладно, а по ночам даже холодно.

Они втроем вышли за ворота кибуца, зашли в пардес[62]. Некоторое время гуляли молча, потом Меир начал[63]: