Третий Рейх

С 1943 года, когда успехи вермахта на всех фронтах сменились поражениями, «окончательное решение» претерпело некоторые метаморфозы. Уцелевшие к середине 1943 года евреи-специалисты, занятые на работах, больше не подвергались поголовному истреблению. Их отправили в концлагеря или в гетто, и они получили пусть небольшой, но все-таки шанс уцелеть. Правда, в случае восстания евреи истреблялись практически полностью, как это случилось, например, при подавлении восстания в Варшавском гетто. Но в тех странах, где «окончательное решение» только начиналось, как в Венгрии, после ее оккупации германскими войсками в марте 1944 года, большинство евреев уничтожалось.

Сначала уничтожение евреев осуществлялось в глубокой тайне даже от ряда высших чиновников рейха. Но 4 и 6 октября 1943 года, после свержения Муссолини и капитуляции Италии, Гиммлер, выступая сначала перед высшими чинами СС, а потом перед гаулейтерами и рейхслейтерами в Познани, несомненно, по поручению Гитлера, решил, что пришла пора ввести всех нацистских руководителей высокого уровня в курс программы уничтожения еврейства, чтобы сделать их безусловными соучастниками геноцида и исключить возможность дворцового переворота, подобного тому, в результате которого был свергнут Муссолини. А своих подчиненных Гиммлер стремился уберечь от соблазна присвоить хоть что-нибудь из конфискованного еврейского имущества в условиях, когда поражение Германии становилось все ближе. Рейхсфюрер говорил проникновенным, задушевным голосом, но от услышанного у собравшихся мороз пробежал по коже. 4 октября он заявил:

«Я также хочу поговорить с вами, совершенно откровенно, по очень серьезному вопросу. Между собой об этом следует говорить совершенно откровенно, и все же мы никогда не будем говорить об этом публично. Точно так же, как 30 июня 1934 года мы без колебаний выполнили свой долг, который нам был поручен, и поставили товарищей, которые оступились, к стенке и расстреляли их (имеется в виду расправа над Э. Ремом и другими лидерами штурмовиков. – Б. С.), но мы никогда не говорили об этом и никогда не будем говорить публично. Именно та осторожность, которая является само собой разумеющейся и которая, я рад сказать об этом, присуща нам, вынуждала нас никогда не обсуждать это между собой, никогда не говорить об этом. Происшедшее всех ужаснуло, и все же каждый был уверен, что он сделает это вновь, если будет отдан приказ и если это будет необходимо.

Венгерские евреи-заключенные проходят «селекцию» перед воротами Аушвица. Часть из них отправят на принудительные работы, остальных – в газовые камеры. 1944 год. Вашингтон, Мемориальный музей Холокоста