- Слышь, Лин - спросил Саня, когда они, утомленные то ли борьбой, то ли нежностью, расслаблялись, одновременно затягиваясь двумя алыми точками - а он действительно может сделать что-то страшное, или просто так грозиться?
- Откуда ты только такой взялся - ответила девушка тоном расстроенной матери - сколько ты тут? Несколько дней? И ничего еще не понял? Такую махину можно держать только страхом. Страхом... ну и деньгами, конечно. А вот если давать только деньги и не проводить, как бы это сказать...демонстрационный исчезновения, ты хоть представляешь себе, что может получиться?
Саня в своем блаженстве это весьма смутно представлял, поэтому издал невразумительное мычание.
- Разбегутся все к свиньям... да мало того, что разбегутся, так еще и образцы растащат. Ну, конечно, самых неудачливых постреляют, предварительно выбив вместе с косточками всю информацию...возможную и невозможную... а потом сюда нагрянут.
- Ну и нагрянут... нам то что...
- Да то, что никому синтетический мускул не нужен. Слишком широкие возможности и перспективы он открывает, ты что, сам этого не понимаешь или придуриваешься?
Она приподнялась на локте, затянулась, осветив красным короткий нос и индейские скулы.
- А с гением нашим не шути. Те, кто шутят, правда, пропадают. Все работают, получают деньги, хорошо питаются, отдыхают. Никто никого не насилует...
- Ну да, не насилует. - привычно возразил Саня. - Я могу отсюда уехать? Нет, не могу. Так что же это, как не насилие? Надо мной, как над моей личностью?
- Ты сбежать хочешь - грустно утвердила Лина. - не получиться. К тому же ты уже прикидываешь, что будешь делать с той штучкой, которую я тебе дала. Так? Прибыли уже подсчитываешь?
Рука Санька под ее головой окаменела - девочка из ста выбивала сто. Она помолчала, нервно и часто затягиваясь, потом уютно улеглась щекой на его грудь и шепотом попросила.
- Конечно, подсчитываешь... и меня рядом с собой видишь, так ли? А ты меня спросил, хочу я отсюда уезжать или нет? Манит меня другая жизнь или противна? Для чего я тебе вообще эту флешку отдала?
- Кого?
- Ну вот, ты даже не знаешь, что это такое. А собрался мир переворачивать. Послушай меня - ты не один такой тут был. Дальше трех километров от забора еще никто не уходил. Поверь уж местной старожилке. Это первое. Второе - без меня ты никуда не денешься. Третье - может быть, я и захочу отсюда уехать. Но при одном условии - представлять новый материал и его возможности будет тот, кто его создал. По-моему, это справедливо.
- Он очень мутный, этот ваш Арнольд. Америку не любит.
Лина негромко засмеялась.
- Не любит - не то слово. Для него штаты - олицетворение этакой... тупой, утробной жадности. Сытой ограниченной самовлюбленности. Неспособности к масштабному самостоятельному мышлению. И он под свои слова такую базу подводит... заслушаешься. Честно говоря, я ее тоже не люблю. Надоела. Везде свой тощий нос сует. Всем свои правила навязывает. Ладно, не будем про нее. Она в собственном жиру скоро захлебнется...
- А почему нос- тощий, а в жиру захлебнется? - неуверенно, боясь оплошать, спросил Саня.. Лина объяснила со странным смирением.
- Дядюшка Сэм - тощий такой, в цилиндре и с козлиной бородкой. Карикатурный образ Америки. Да ладно, бог с ней. Пока Арнольд жив, здесь ничего даже похожего ты не увидишь. Так что можешь, мой молодой друг, наслаждаться жизнью. От тебя ничего не требуется - только руками- ногами двигать. И все. Ты долго еще меня мурыжить будешь? Пытать?
- Пытать? - возмутился Саня. - Хочешь сказать, что я тебя пытаю?
- Я хочу сказать, что была бы не против некоторых пыток... кроме...
Лина умолкла и совсем смирно добавила.
- Кроме словесных...
*
Утро было скверным. Не то чтобы тяжелым, как, допустим, нормальное похмельное, не то чтобы тоскливым, как во время ноябрьских дождей - просто скверным. Саня давно уже отвык от любых ограничений своей собственной свободы и считал это самым большим достижением за свою жизнь. Он всерьез гордился тем, что может делать то, что захочет в любое время дня и ночи и никто ему не указ. Если он хочет жить своим огородом и своеобразной охотой на ночных дорогах - значит, так ему нравиться, а все, кто считает его тунеядцем и бездельником пускай идут... лесом. Частенько ночная охота заканчивалась (если, конечно, была удачной) возле покосившегося забора какой-нибудь самогонщицы - и тогда возвращение к жизни откладывалось на неопределенный срок.