Третий Меморандум

Прощу предоставить мне отпуск сроком на 1 (одну) неделю для поправки здоровья» Руководство подведомственными мне службами на этот период советую возложить на прораба С. Жукова.

В. Валери, 13 IV,87 г.

Приписка на обороте заявления, сделанная рукой Валери.

«Саня, я смертельно устал. Оставь меня в покое на эту неделю. Потом все будет „о'кей“. Я не хочу никого видеть. Думай хоть изредка – ты и так наломал много дров. И, какого черта…» (зачеркнуто).

Неофициальная записка консула В. Романовой

…это микроинфаркт. В 25 – медицинский нонсенс. Не надо его трогать сейчас, даже навещать. Я сама обо всем позабочусь. Пусть отлежится. Сегодня придти не смогу – куча дел в изоляторе. Не сердись. Скучаю, целую, люблю – Вика.

Из анонимного письма координатору Совета

от 16.04.87 г.

…вызвали серьезное недовольство у рабочих Котлована, руководимых прорабом Жуковым. В народе распространяются слухи о том, что консул Валери находится под домашним арестом, а Б. Малян в насильственном изгнании. Ряд лиц, голосовавших против выселения, вербуют себе сторонников среди молодежи лживыми разглагольствованиями о гуманизме. На мой взгляд, все это нити единого заговора, созревшего при благожелательном попустительстве консула Валери, корни которого уходят далеко – на остров Боконона.

••••••••••••

МЕМУАРЫ ВАЛЕРЬЯНА.

«16 апреля. Сегодня – отправка на Архипелаг. Может быть, он и прав, может быть – все они правы, но я не МОГ, не мог иначе. Сейчас малость отлежался, башка, кажется, в норме. Осталась только ноющая тупая боль, временами копошащаяся где-то под сердцем, да еще – дикая слабость во всем теле. Лежу совсем приплюснутый к кровати. Наверное, так должны себя чувствовать космонавты при взлете. Зато есть время подумать.

Итак, восстановим события по порядку: 6-го Баграт вернулся, а 7-го, после разговора о Самодержцем, уже уехал на свой остров. Я так и не успел выяснить – что же у них там произошло? И не скоро выясню – сам же просил, чтобы маки оставили в покое. А Самодержец, очевидно уважая мою просьбу, еще приставил к дверям почетный караул на двух котят. Чтобы уж точно никто не побеспокоил… Занятно и изрядно похоже на домашний арест. Как говорит Вика – продлится он гораздо больше недели, так как я «серьезно болен и нуждаюсь в постельном режиме, абсолютном покое», никаких переживаний и т. д. и т. п. Хорошо, хоть бумагу и книги оставили. М-да. А из Вики – единственной, кого я вижу – много не вытянешь. Заботится, лечит, хлопочет, но – молча. Ласково этак… со сдержанной такой лаской. Иногда часами сидит рядом, думая, что я сплю, и смотрит, или просто кладет руку на лоб. Рука немного пухлая, но прохладная…

Приятно. Ладно, отвлекся. И надо же мне было так по-идиотски грохнуться на этом Совете! Впрочем, вряд ли что-нибудь можно было изменить. На следующий день, 13-го, состоялось всенародное голосование – у Сани хватило все-таки ума не решать этот вопрос за закрытыми дверями. Я не присутствовал – «по болезни». Соломоново решение: волосатиков разбить на несколько партий (для удобства) и расселить по островам Архипелага, приставив посты милосердия из добровольцев, кои должны по мере сил облегчать страдания и хоронить медленно вымирающих. Конфискованная техника вливается в фонда колонии. Суд над панками назначен где-нибудь на 25-е. Сейчас они заперты в одном из коттеджей, срочно переоборудованном под тюрьму. Охраняют «стажеры». Это Саня хорошо придумал…

То же число, вечер. Читал Плутарха – Вика по моей просьбе откопала в интернатской библиотеке. Запрещаю себе думать об Ирке…»

••••••••••••