Третий ключ

Давно не писал. Не мог даже бумаге доверить свою душевную боль. Не сбылся прогноз Ильи Егоровича. Три месяца прошло, а Оленька моя, словно спящая красавица, ни живая ни мертвая. Ульяна с ней неотлучно, доктор наведывается каждую неделю, а я не могу. Сломалось во мне что-то, смотрю на недвижимое тело, беру в руку прохладную ладонь, касаюсь губами бледной щеки, силюсь увидеть свою Оленьку и не могу.

Завтра Рождество, Лизонька с Настенькой просятся к тетушке Марии, душно девочкам в нашем доме, который нынче больше на склеп похож. Ведь крохи еще совсем, не разумеют ничего, а чувствуют неладное, как только кто из прислуги об Оленьке речь заведет, плакать начинают. Я решился, отвезу девочек к Марии. Пусть хоть у них Рождество будет праздничное. Сам останусь в поместье, не могу я Оленьку одну бросить, не могу предать. Отпущу Ульяну, достану шампанского – вот и встретим светлый праздник вдвоем с женой.

А мотылек, давний мой знакомец, дремлет на высушенных, еще летом собранных луговых цветах, едва-едва шевелит тонкими усиками. И в чем только жизнь держится?.. Зима ведь давно на дворе...

* * *

Девочка была совсем молоденькая: тщедушное, еще по-детски нескладное тело, разбитая коленка, обгоревший, уже начавший шелушиться нос и ярко-синие глаза, глядящие в никуда.

Михаил отошел от тела, отвернулся к пруду. В затылок вперился физически ощутимый взгляд Дамы. Зря он это затеял. Все повторяется, как тогда. Только вот убийца мертв, а убийства все равно продолжаются. И Аглая приехала. Ведь не должна была, а вернулась. Кто ж знал, что так все получится? А даже если бы и знал, разве изменил бы свое решение? Он же рационалист, не верящий ни в бога, ни в дьявола, любым событиям склонный находить научное объяснение. Вот тебе событие! Самое время объяснение поискать...

За спиной о чем-то тихо спорили Сандро со Степанычем, Михаил не прислушивался, думал о своем. Ну не может быть, чтобы весь этот кошмар начался из-за него. Первый раз Даму установили еще до его приезда в Антоновку, он и не ожидал даже, что сможет ее увидеть, потому что знал – статуя пропала еще во время революции вместе с Ангелами. Он и ехал-то без особой надежды, просто хотел посмотреть, сверить впечатления...

Со стороны подъездной аллеи послышался гул мотора, а через пару секунд из-за поворота вынырнула Люсина машина. Странно, что она сегодня так рано, в последнее время опаздывала, а сейчас вот даже раньше положенного. Да не одна, а с Петром.

Люся остановила кабриолет, не дожидаясь, когда выберется участковый, заспешила вниз по мощенной старыми плитками дорожке, но, не доходя всего пары шагов до статуй, ойкнула, замерла, прижав ладони к щекам.

– Люси, – Сандро шагнул ей навстречу, стараясь загородить собою распластанное на земле тело, – Люси, иди в кабинет, нечего тебе здесь делать.

– Сама разберусь! – Она оттолкнула протянутые к ней руки, по большой дуге обходя статуи и девочку, подошла к Михаилу.

– Люся, Сандро прав, зачем тебе смотреть на все это? – Он старался, чтобы голос звучал мягко, не раздражающе.

– Отвали! – На Люсю это не подействовало, на Люсю вообще редко действовали его профессиональные уловки. – Зачем смотреть? А затем, что завтра я могу оказаться на ее месте. Или твоя ненаглядная Аглая! – Она зло дернула плечом и вдруг всхлипнула. – Тут творится хрен знает что, а ты мне велишь не смотреть. Сам все время пропадаешь, а я здесь одна...

От нее пахло алкоголем, не сильно, едва ощутимо, но все же пахло. Михаил вздохнул. Никак не получалось у них с Люсей по-человечески, все так переплелось: и привычка, и жалость, и раздражение. Уже больше года в разводе, а она никак не отпустит, обижается, контролирует, упрекает в том, в чем упрекать не имеет права.

– Ну, что тут у вас? – От неприятного разговора их спас Петр. Он остановился перед телом, присел на корточки, принялся внимательно изучать шею девочки.

– Все то же самое, – буркнул Степаныч.

– Тело не двигали?