«Третьяковка» и другие московские повести

Мне сон приснился,
Даже так, не сон —
Дремотное видение под утро.
Какой-то вход в московское метро
Со стороны альпийского курорта.

Привычная картина:
В два ряда
Стоят усталые старухи
И несколько небритых мужиков.
А перед ними
На ящиках картонных
Или просто на земле,
А у иных в протянутых ладонях
Товар нехитрый:
Вобла, банки с пивом
И сигареты целых трех сортов.

Темнеет,
Но народ идет вовсю,
И фонари горят вдоль всей дороги,
Она другим концом уходит прямо в лес —
Его смолистый животворный запах
Меня во сне пьянит и удивляет.

А ближе к лесу,
На брезгливом расстоянье
От тех, что с воблою и с пивом,
Сидит на кочке Томас Манн,
Перед которым
На чистом носовом платке
Лежит его душа.
И точно так же,
Как прочие торгующие,
Он
Смиренно ждет,
Что кто-нибудь из проходящих
Ее купить захочет.

Но надежды – никакой.
И вообще идет торговля плохо —
То ли место здесь такое? —
Впрочем, воблу с пивом
Хотя и неохотно, но берут.

Вот так он и сидит.

А я вишу
В кирпичной комнатке над утренней Москвою
И не могу проснуться – оттого ли,
Что мне понравилось в лесу?
Или меня смущает
Картина эта странная?
Она смутит кого угодно —
Старик застылый,
А у ног его
Младенец мертвый.

Но ведь всем известно,
Что умереть совсем душа не может!
Так почему же так упорно он
Избавиться желает от нее,
Готов за так отдать кому угодно?

И сквозь сон,
Сквозь ветви
Я начинаю понимать,
Как он
Сюда попал,
Что с ним на самом деле
Произошло —

С ним дьявол отшутил
Такую злую шутку, до которой
Додуматься один лишь дьявол мог.

А дело было так:
Он душу продал.
И купчую скрепили,
И сполна
Он всё, что причиталось, получил,
А дьявол брать ее не захотел —
Что хочешь, то и делай.
Ужас просто.

Так что ж он, вечно будет так сидеть?
А мне что делать?
Я хочу проснуться!
Не нужен мне альпийский этот воздух.

И просыпаюсь…

…Люди друг про друга
Умеют забывать,
И это страшный грех.
Не просто грех,
А дьявольские чары,
Проникшие в сознанье,
Чтобы к смерти
Вернее приучить.
Забвение – осуществленье смерти.

И то, что при таком раскладе называют жизнью, —
Только увертюра
К той смерти:
Сумма подлежащего забвенью.
Такая жизнь
Альтернативой смерти быть не может.
Они друг друга стоят.
Хорошо бы их обеих
На кое-что получше обменять!

Ты видишь, Томас Манн,
Ведь все, кто клялся
Тебе в любви,
Кто в прибылях участвовал твоих,
Не помнят о тебе.
Они свои убытки
Теперь считают —
Но куда же всё девалось? —
И ты не помнишь, мертвый, ни о ком.

Но один раз в жизни,
Было дело,
Ты вспомнил ненароком обо мне
И получил неслыханный процент.

Уж такова моя натура —
Тому, кто обо мне однажды вспомнил,
Я трижды и четырежды воздам.

Рассуждение о «Манон Леско»