Третья раса

— Так, ребята, — сказал Долговязый. — Я нырну, посмотрю, что там. Вы ждите здесь. Код на шлюзе менялся, Молчунья?

— Да. Можно я с тобой? Заберемся внутрь, я смогу врубить турбины на прогрев.

— Ладно. Копуха, остаешься на прикрытии.

— От кого? — удивился я.

— Это ты брось. Один должен всегда оставаться в зоне прозрачности. Это правило мне раз десять жизнь спасало.

«Врет, наверное, — подумал я. — Если только на илистом дне его раз десять смерть поджидала, то сколько раз в других местах? Заливает, точно».

Они с Молчуньей погрузились в слой ила и скрылись из вида, а мне пришлось подгребать руками, чтобы держаться выше — балласт неумолимо тянул вниз, а отцепить его тем более было нельзя, иначе вытолкнуло бы на поверхность, как пробку из бутылки. Что такое баротравма, мне пришлось испытать на собственной шкуре, и повторения совсем не хотелось.

— Копуха, мы у шлюза! — доложил Долговязый. — Как у тебя?

— Без изменений, — ответил я знаком, которых довольно много было в Языке Охотников для таких стандартных ответов.

— Все, Молчунья открыла дверь. Можешь спускаться.

А я уж думал, мне до их возвращения здесь торчать придется. Хотя какое возвращение? Стоило ли нырять, чтобы возвращаться на «Рапид» своим ходом? Нет, раз уж «Валерку» нашли, на нем и надо всплывать. Хотя, если бы полицейские или спасатели увидели в наших руках боевой батиплан в полном снаряжении, у нас могли бы возникнуть неприятности. Одно дело незарегистрированное ракетное ружье, и совсем другое — подводный танк со стрелковым комплексом. На «Валерке», при надобности, можно было любую пиратскую островную крепость взять штурмом, а не то что мирный город поставить на уши. Вообще-то Молчунья сильно рисковала, оставив такую машину в боеспособном состоянии. Хотя можно ли найти в мире сторожа лучше, чем километровая глубина? Даже имея в запасе модифицированный дрожжевой грибок, мало кто решится на погружение. А если кто решится, выжить ему без тренировок почти нет шансов. Скрутило бы, как Молчунью, и пиши пропало. Но даже если вообразить смельчака, которому удалось бы добраться до шлюза, как бы он его открыл, не зная кода? А ведь еще надо уметь управлять батипланом. В общем уровней защиты у глубинной техники хватало, но главным рубежом обороны была сама глубина. Не даром для сверхглубинных скафандров линии «СГАК» не было предусмотрено допуска. Зачем, если работать в них можно лишь начиная с километра? При меньшем давлении у него жабры попросту не могут функционировать, вот и весь допуск. Это вроде тех уловок, когда контейнеры со снаряжением охотников вскрываются лишь на тех глубинах, для каких приспособлены.

Подгребая руками и ногами для большей скорости, я погрузился в густую пелену ила и запалил новый фальшфейер. Толку от него, правда, было не много, пламя все равно ничего не освещало, но созерцание живого огня в царстве вечного мрака хоть немного отодвигало тяжелое ощущение дезориентации. Я вспомнил прочитанный в детстве роман о путешествии землян на планету, вращавшуюся вокруг инфракрасной звезды. Там миллионы лет царила непроницаемая тьма, точно как здесь. Во мраке возникла и развилась жутковатая и враждебная форма жизни, которую земляне называли медузами. Их отгоняли прожекторами, а у меня прожектора не было — только немощный фальшфейер в руке.

Муть вокруг пламени казалась желтоватой, а дальше быстро сходила на нет, в полную темноту. Я спинным мозгом ощутил вокруг притаившийся ужас, прекрасно понимая, от чего он исходит. Десятки, сотни живых организмов вели вокруг непрекращающуюся битву за жизнь — кто-то кого-то ел, кто-то от кого-то спасался. И эта вечная охота во мраке генерировала первобытный страх, излучая его подобно радиоволнам. У меня вообще на глубине чувствительность повышается, но сейчас пробрало совсем не на шутку. Я попытался взять себя в руки, но никак не получалось — страх накатывал все сильнее, прессуя почище давления. И только секунд через двадцать я понял, что попал в ловушку.

Говорил ведь Долговязый, что при малейшем чувстве тревоги надо начинать двигаться, что это не просто страх, а реакция на переизбыток кислорода. Так нет же, вместо этого я наоборот замер, прислушиваясь к ощущениям и к шипению пузырьков от фальшфейера. А когда разобрался, было уже поздно — сосуды свело спазмом, и всю кровь загнало в крупные сосуды, оставив мышцы практически без снабжения кислородом. Свинцовая тяжесть неимоверной усталости сковала тело, я и, как ни старался, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Тут же среагировал мозг, провалившись в пучину темно-красных кошмаров. Я хотел закричать, но сжатые, опустошенные легкие даже не вздрогнули.