Третья молодость

Убожество строений, особенно подсобных, разных сараюшек, курятников, не говоря о хлевах и коровниках, пробудило во мне новое чувство и решительное намерение. Ринусь в глубинку и буду бить по морде всех районных архитекторов подряд. Это они дают разрешение на строительство, их обязанность соблюдать не только правила безопасности, но и не забывать об эстетическом облике страны. Каждый старается в своей сфере, и эффект этих стараний я наблюдаю сейчас по пути в Варшаву...

В Варшаву я приехала в полном раздрызге. Жарища стояла неимоверная. Начала я с визита к матери, которая уже несколько пришла в себя после похорон Люцины и удивилась моему возвращению. У нее я застала Янку.

– Никому не говори про меня, – попросила я мрачно. – Хочу отдохнуть, пока никто не знает, что я вернулась. Может, неделю посижу спокойно.

Домой мы добрались в десять, открыла кран – воды нет. Нисколько, ни капельки, а в чайнике великая сушь. Потеряв человеческий облик, я облаяла Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и Дзержинского. Марек потребовал ведерко, он принесет воды. А откуда? Было одно ведерко, черт его дери, да потерялось. В невменяемом состоянии я начала вытаскивать кастрюли и бутылки. Марек бесился в прихожей – должно же быть ведерко, только вот где? Моя вина – я безалаберная. И тут зазвонил телефон. Боженка. Узнала, что я вернулась...

Не следовало брать трубку, сперва надо было решить проблему воды. Я схватила трубку по глупости. Боженка всегда звонила не вовремя. Если я жарила яичницу, спешила по делам, собиралась раз в неделю поесть чего-нибудь горячего, совала голову под кран – тотчас же звонил телефон, и можно было не сомневаться – Боженка. Время она выбирала совершенно безошибочно.

Сейчас Боженка просто побила рекорд. Вечер. Половина одиннадцатого, я только-только вошла в дом после двухмесячного отсутствия, воды нет, жарища не спадает, Марек у дверей сучит ногами, требуя кастрюли и шнурок, чтобы их связать, а она мне несет околесицу о своем зяте. Зять и вправду фигура колоритная и веселил нас немало, но, Боже праведный, не сейчас же!!!

Я прервала ее наскоком, коротко объяснила положение, успокоила Марека и позвонила Янке, вырвав ее из первого сна и спустив на нее всех собак за то, что она сообщила о моем приезде. Да к тому же именно Боженке, о которой все знали – позвонит сей момент. Янка разозлилась, хоть и пыталась оправдаться: Боженка-де позвонила, извлекла ее из ванны (Боженкино везение действовало безошибочно по всем телефонным номерам), начала насчет зятя. Тут Янка не выдержала и сказала обо мне, чтобы прервать разговор. Выкинула она такой финт, правда, всего второй раз в жизни, но в моей ситуации он вполне заменил залп «катюши». Мы поссорились.

Я бы еще это пережила, даже после той истории с полотнищем от палатки и пренебрежительного отношения к Роберту. Но Янка сразу же позвонила Боженке и пожаловалась на адский скандал, который я ей учинила. Сделала она это, правда, в форме упрека: где это видано, звонить человеку, едва успевшему войти в дом? Боженка все поняла не так и разобиделась смертельно. Прошло несколько лет, пока вся эта неразбериха выяснилась и наши отношения наладились. А многолетняя дружба все-таки распалась.

И в это же самое время эфиром улетучивалось взаимопонимание с блондином моей жизни. По-видимому, он совершил какую-то глупость. Мне стали названивать по телефону таинственные дамы, оперируя языком, который не шел в сравнение даже с лексиконом моего покрышечного врага. В качестве оружия дамы использовали телефон. Я окончательно взбесилась, оковы дипломатии с грохотом пали, и я устроила Мареку мощный скандал. Он-де втоптал меня в грязь, раздавал кому ни попадя мой номер телефона, а теперь даже не дает себе труда прекратить эту мерзопакость! И вообще что это за знакомства! Заодно я высказала ему напрямик все, что о нем думаю, вполне сознавая, каковы будут последствия. Чувство справедливости я оставила для разборок наедине с собой. Что скрывать, сама ведь лезла и добровольно делала из себя идиотку, никто меня не вынуждал. А в моем возрасте пора соображать, что делаешь. Видели зенки, на что зарились. Божество, свергнутое с пьедестала, не выдержало и отправилось в голубую даль, оставив меня с разгромленной квартирой Люцины и с враньем насчет Катыни.

А самое смешное во всей этой кутерьме с Мареком, что у меня и в мыслях не было от него избавиться. Почему бы и не признаться: напротив, мне хотелось не выпускать его из когтей, чтобы устраивать все новые скандалы. Расквитаться за четырнадцать лет долготерпения и выложить ему все его вранье. У него хватило ума сбежать и унести ноги живым.