Единственное отдохновение — удачная парковка. Поселились мы у какой-то женщины, по неизвестной причине сдававшей полякам прекрасные апартаменты с ванной, и очень дёшево. Покрашена квартира была необыкновенно. Мягкий кремовый цвет — вроде бы поверхность гладкая, но если изменить освещение, на стенах появлялись маленькие розочки. (Мне тоже захотелось сделать что-нибудь в таком же духе, но увы, маляр, специалист по этаким чудесам, уже умер.) Но главное — у самого дома на стоянке нашлось свободное место, что тоже было чудом. Возвращалась я смертельно усталая, подъезжала к дому, как правило, поздним вечером, и место словно специально ждало меня. Прямо-таки благословение Божие — после целого дня спешки не приходилось ещё километр или два тащиться пешком до дому. В чем заключалась причина чуда я не поняла, но пользовалась им с радостью и облегчением. В последний день пребывания все объяснилось: я парковалась у костёла, на месте, зарезервированном для епископа.
Вена была раскопана. Помогал мне разбираться в путанице объездов Ежи. Он уже бывал здесь, однако из-за новых раскопок тоже перестал ориентироваться. На обычный вопрос: «Вправо, влево или прямо?» — я слышала в ответ:
— Свернуть следовало там, где раскопано, а теперь куда Божья воля приведёт. Постой, сейчас соображу…
Я не могла ждать на середине улицы, выбрала среднюю полосу, показавшуюся мне надёжной, а надо было ехать правой полосой. Левая и средняя вели в тоннель. Понадобилось два часа, чтобы вернуться на то же самое место, поехать правой полосой и перебраться на другую сторону Дуная.
Не распространяюсь уж о том, как над филателистическим магазином я прокатилась четыре раза, пока нам не пришло в голову, что он, возможно, расположен в подземном торговом центре.
Голодные мы были постоянно — на еду не хватало времени. В пятницу вечером решили закупить продукты на оба дня, чтобы не расходовать денег на рестораны. Отправились в первый попавшийся большой магазин, глянули на колбасы, на копчёности и одурели от жадности: попросили продавщицу взвесить по семьсот пятьдесят граммов всех деликатесов. И она начала исполнять наши пожелания…
У меня в глазах потемнело. До этого я уже побывала в филателии, где купила строго намеченные заранее марки разных стран. Заняло это полтора часа, все время я стояла, едва не пала трупом, но сесть не посмела — сочла бестактностью. По моему требованию продавщица таскала огромные кляссеры, извлекая из каждого по две-три марки… Она возится с тяжестями, а я буду отдыхать в кресле! Некрасиво. Я отстояла своё и в продуктовом магазине уже едва на ногах держалась.
А продавщица с точностью часового мастера каждый ломтик копчёностей укладывала на отдельный пергаментный листочек. Нельзя не признать, выглядело все очень красиво, только длилось бесконечно.
— Неужели она не может понебрежнее отнестись к своей работе? — со стоном спросила я на родном языке.
— Не может, — решительно отвергла Ивона. — Она ученица, а вон та баба следит за ней, не спуская глаз.
Я выдержала до четырехсот граммов и попросила не заниматься разнообразием в ломтиках, а остальное дать одним куском. От прилавка я отвалилась едва живая. Остальная часть магазина была на самообслуживании. Не помню, что мы ещё покупали, но вот двухлитровую бутыль вина помню точно. Я держала её в руках, когда мне скрутило печень, чего и следовало ожидать.
Отчаянным шёпотом я попросила Ежи забрать вино. Успел. Бутыль не разбилась, приступ я пережидала, как всегда, в полном покое уже дома. Моя будущая невестка (золото, а не девушка) сделала восхитительные бутербродики, но я не могла их попробовать из-за чёртовой печени и чуть не расплакалась от обиды.
Отдохнула я малость на бегах, где почувствовала себя как дома и где мы оба с Ежи, безнадёжные тупицы, не воспользовались советами Ивоны. А ведь могли бы неплохо заработать…
По дороге домой я показала экстра-класс езды. Удивляюсь по сей день, как дети это выдержали. Да, у молодёжи нервы стальные! Выехали мы в двенадцать, обе границы миновали легко, но от Катовице начался туман. Нас как раз обогнал большой «фиат», у которого, сдаётся, были противотуманные фары.
— Мать, лети за ним стервятником! Грех упускать такую возможность! — посоветовал сын.
Я дала по газам и помчалась за «фиатом» со скоростью сто двадцать пять. Он, не доезжая Ченстоховы, свернул в сторону, но я уже приспособилась к скорости. Неслась вперёд самостоятельно и сообщала детям, что именно вижу перед собой (следует деликатно заметить, что при плохой видимости у меня случаются обманы зрения). Огромное дерево росло посередине шоссе. Виадук одной стороной опирался на шоссе. Все встречные машины летели по моей полосе, а не по своей. Я рассматривала эти очаровательные виды и неслась по-прежнему со скоростью сто двадцать пять, и представьте, на детей это не произвело никакого впечатления!
Правда, если учесть, что один мой знакомый видел перед собой монаха гигантского роста, марширующего по шоссе перед машиной, на какой бы скорости он ни ехал, со мной было ещё не так плохо. В половине девятого мы уже были дома.