Снаружи сумрак, какой случается в штормовые дни.
Откуда вынырнул Арнау, я не знаю, но стоило мне захлопнуть дверцу и развернуться, он зажал меня возле машины. Положил руки на крышу по сторонам от меня, как делал когда-то. Его взгляд так и остался потемневшим, очень странным – мне привиделось вдруг, как по стеклу далекого маяка плывут отражения черных туч. А внизу ‒ волны в десять баллов. В его глазах была боль, и она ломала меня наживую.
‒ Ты прощаешься с нами, Лив?
Мне хотелось плакать. Хуже ‒ у меня уже исказился в преддверии рыданий рот, задрожал подбородок, губы.
‒ Пусти…
Он не слышал. Он пах, как плот, на который хотелось забраться, который хотелось обхватить, а там хоть в смерть.
‒ Ответь мне, ты прощаешься с нами?
Его голос тихий, хриплый. И ему нужен был этот ответ, который я никогда не сумела бы произнести. И потому, захлебнувшаяся стрессом, заорала:
‒ Пусти! Просто пусти меня!
Его правая рука опала, освободив проход. Я побежала вперед, не способная обернуться. Знала, что его выражение лица, его напряженная челюсть, его поза, выражающая печаль, ярость и безнадегу, доконают меня.
Я стерла ноги. Через парк, после ‒ вдоль магазинов по центральной улице, поворот, еще, куда-то еще… Лишь бы не домой. Нужно было остановиться, присесть, но меня несло без остановок почти час. И все это время «орало» нутро. Мы были слеплены этим чертовым «контуром» намертво, так мне казалось. Его невозможно было разъединить, и он смеялся над теми, кто пытался вырваться из его объятий, он смеялся над дураками, не способными разобраться в обидах. Он дарил рай и блаженство в случае гармонии, он убивал болью в случае попытки разъединения. А может, то просто была любовь.
Любовь…
В какой-то момент я отчетливо ощутила – да к черту мои обиды. Надоели. Я сама наклонюсь и достану эту занозу из ноги, чтобы не хромать, я выдерну ее, как и ту стрелу Дерека, что отравила сердце. Она не нужна мне больше, мне нужны эти мужчины, которых я час назад оставила позади. Мне нужны их слова, их признания, лучше я буду орать у них на плече, нежели в одиночку. Однажды я проплачусь, – пусть они вытирают мне слезы, ‒ и мы пойдем рука об руку дальше.
Вокруг ветер, а внутри вдруг наступило затишье – я приняла, наконец, решение. Я не могу быть без них, потому что я этого не хочу. И не нужно пытаться заставить себя ходить ровно попыткой подрубить одну ногу до уровня другой ‒ нужно просто вылечить там, где болит. А доверие, как говорил Арнау, – это всегда выбор…
«…и его можно сделать даже тогда, когда кажется, что ты не можешь…»
Но я могла.
Лучше с ними. Так правильнее – только с ними.
Осознав это, я рухнула на первую попавшуюся лавку, достала сотовый, принялась набирать сообщение Гэлу. Стерла его, не дописав, нажала «вызов» ‒
Спустя секунду получила порыв ветра в лицо, пыль в глаза и ответ в трубке:
«Абонент недоступен».
Снова поход по улице.
Восемь отправленных сообщений («Перезвоните мне», «Я хочу поговорить», «Отзовитесь», «Куда вы пропали?», «Гэл?», «Арнау?», «Гэл?» …) и множество неотвеченных вызовов. Недоступны стали они оба.
Я ощущала себя попавшей в сумасшедшую спираль. Мне позарез требовалось вернуться туда, где все стало хорошо, но меня ураганным ветром относило в сторону.
Чтобы дать передышку ногам, я свернула за высокое административное здание-куб, состоящее из голубого стекла, оперлась на стену, сбросила с ног туфли. Плиты под ногами холодные, но даже так легче, чем в обуви. Стопы болели, лодыжки ныли; здесь, в этом странном закоулке, довольно тихо. Наверное, из-за деревьев, стоящих за кубом плотной стенкой.
Нырнув обратно в туфли, чтобы не мерзнуть, я вновь достала телефон – «недоступен…», «недоступен…», «недоступен…»
Как же так? Почему, когда ты, наконец, определился, приходится бороться с обстоятельствами?
Из-за угла здания, откуда недавно свернула я сама, показался вдруг мужик с бородой. Борода рыжая, голова стрижена почти наголо. Глаза голубые, в мочке уха аккуратная дырка с черным кольцом.
Мужик в форме «ТриЭс».
‒ Оливия Дэйз?
Я не хотела очередного «Дерека». Только не еще раз.
‒ Что Вам нужно? – рявкнула неприветливо. В этот момент зарядил мелкий, несильный пока еще дождь.
‒ Я по поводу Галлахера и Арнау…
История повторялась слово в слово.
‒ Идите к черту! – я более не пыталась казаться вежливой.
Голубые глаза мигнули. Мужик был серьезный, напряженный и часто сверялся с навигатором, будто пытался окончательно определить, оказался ли «на месте».
‒ Вы Оливия ‒ так?
‒ Я не раздаю «контуры»!
‒ Не уверен, о чем вы, ‒ рыкнули мне в ответ, ‒ но я хотел попросить Вас кое о чем…
Я собиралась послать его максимально форсированно, но незнакомец не дал мне даже рта раскрыть.
‒ Галлахер и Арнау только что сложили с себя полномочия, ‒ заговорил он быстро, ‒ вы ведь… дружите? Повлияйте на них…
«Какие полномочия?» ‒ хотела спросить я. Мгновенно растерялась; агрессия испарилась – этот, кажется, пришел не за «контуром».