Третья

Сексуальное возбуждение, не проходящее рядом с этими двумя, постоянно туманило разум. Это невидимое напряжение – сладкое и томительное ‒ затмевало все остальное, как полупрозрачная штора. Ни сосредоточиться на чем-то еще, ни отпустить. Никогда не думала, что меня накроет так, чтобы отвалились все мысли. А ведь еще чувства – касательно новых знакомых у меня их появлялось все больше. А у них? Кто я им? Девочка на одну неделю? О, только бы не сесть пузом на мель, когда прибой сойдет на нет, только бы не рассечь себе кожу о булыжники. Я уже чувствую непозволительно много, где-то на задворках сознания я нахожусь в беспричинной эйфории, а влюбляться в этих нельзя. К тому же вообще нельзя влюбляться в двоих мужчин сразу: это неправильно, это всегда чревато. И выбор между ними сделать невозможно – никогда не думала, что пройду через подобный опыт. Выбрать Коэна и отсечь Эйса? Не то. Выбрать Эйса и отсечь Коэна? Опять не то. Что за бред?

‒ Ты снова напряжена. – Оказывается, Гэл смотрел на меня, пытался разобрать, что спрятано за ширмой из беспокойства. – Расскажешь «другу» почему?

«Другу». От голоса которого твердеют соски и поджимается низ живота.

Я запуталась. Во всем и совсем. И не остаться одной ни на минуту, чтобы попытаться во всех нюансах разобраться. А пытливый взгляд не давит, но держит на крючке, не дает увильнуть от ответа.

‒ Просто… ‒ Придется ему признаться хоть в чем-то. – Я предполагала, что жить с вами будет…в некотором роде испытанием. Но не предполагала насколько.

‒ Ну, это взаимно. Я обещал тебе, что свои реакции на тебя мы будем скрывать, но все скрыть невозможно.

Вспомнилась ткань мягких штанов Эйса, приподнятая дугой члена.

Коэн отложил телефон, развернулся ко мне, положил руки на стол. И возникло в его глазах то самое выражение: мол, доверься мне, мы во всем разберемся.

‒ Выложи все, как есть, Лив. Просто начни говорить.

Начать говорить? Да мне, чтобы начать говорить на эту тему, требовалось минимум полбутылки вина. Я не могла. Просто не могла признаться ему в том, что в моей голове, некогда представлявшей из себя чистую, убранную комнату, случился бурелом из мебели. А еще из вставших поперек принципов, беспомощности и постоянной необузданной тяги к мужским телам. И я должна об этом говорить?

‒ Я… не могу.

Он смотрел тепло.

‒ Зато я могу. Знаешь, что с тобой происходит?

Лучше бы этого не знал он. Но Гэл продолжил с присущей ему тактичной прямотой:

‒ Ты меня хочешь.

Я не знаю, заметил ли он, что при этих словах мой разум в панике попытался спрятаться за радужкой глаз, схорониться где-нибудь в темном чулане. И спасибо, что не спросил: «Ты это признаешь?» Я признала вчера, когда коснулась его губ. Куда теперь прятаться, что отвечать? А дальше прозвучала еще более беспощадная правда:

‒ А еще ты хочешь Эйса. Бесполезно отрицать. – Никакого напряжения в его голосе. Я снова с пунцовыми щеками отвернулась и стала смотреть в сторону. Я за эти два дня краснела больше, чем за всю жизнь. – И опасаешься того, что, сделав выбор в пользу одного из нас, ты отсечешь от себя другого.

«А будет не так?» Это сейчас все хорошо, пока стрелка весов никуда не склонилась, а после начнутся сложности.

‒ Хорошая новость заключается в том, ‒ голос Коэна лился тягучим медом, ‒ что между нами нет нужды выбирать.

‒ Вы геи?

‒ Будь уверена, что нет.

‒ Тогда… почему?

Я только что выдала себя с потрохами, когда не стала отрицать тот факт, что все сказанное им обо мне – правда. К чему теперь таиться?

‒ Позволив себе контакт со мной, ‒ меня почему-то незаметно прошило током при слове «контакт», ‒ ты не оттолкнешь от себя Арнау, о нет. Ты его…

‒ Что?

Почему-то пересохло в горле.

‒ Ускоришь.

Не думала, что мы будем обсуждать эту тему. И уж точно не так напрямую.

‒ Я не сплю…с двумя, Гэл.

‒ Потому что это вульгарно?

‒ Потому что это значит, что ни у кого в подобном союзе нет чувств. Раз они готовы «делить» и «делиться».

‒ Это неправда.

‒ Правда. – Теперь я собиралась отстаивать свою позицию до конца. – Стоит женщине сделать выбор между двумя мужчинами, и у отверженного возникают ревность, обида, негодование. Это нормально. Это означает, что есть чувства.

‒ Вовсе нет. – Гэл, кажется, забавлялся. – Это всего лишь означает, что есть страхи.

Меня почему-то этот ответ осадил. И удивил.

‒ Да, страхи. Но они тоже норма.

‒ Да, норма для узкого сознания, полного комплексов и стрессов.

Чтобы смочить горло, мне пришлось допить остывший кофе – теперь на дне осталась лишь пена.

‒ А ты представляешь, что все может быть как-то иначе?

‒ Я знаю, что все может быть иначе.

‒ Как? Расскажи мне.

Действительно, интересно послушать.

Коэн впервые на моей памяти достал сигарету. А еще дорогую металлическую зажигалку; щелкнул колесиком, неторопливо затянулся. И я не знаю, почему меня пробило снова. Его сексуальность крылась в неуловимых жестах, в его мужественности.

‒ Представь, Лив, что у тебя есть подруга. Хорошая подруга, лучшая.

‒ Так.

‒ И вы живете и работаете вместе, с полуслова понимаете друг друга.

‒ Хорошо, представила.