Третьего не дано

Я понимаю ваше состояние, тем более что слышала, как Басаргин вызывал вас, и могу представить, что за этим последовало. Поверьте, если бы я хотела отписаться, я бы уже могла это сделать. Меня за сегодняшнее утро нашпиговали достаточным количеством информации – и о заводе вообще, и о цехе вообще, и о героизме вообще, и о технике безопасности вообще. А я хочу услышать наконец хоть что-нибудь конкретное. Когда мне говорят на каждом шагу, в каждом кабинете – несчастный случай, несчастный случай, то я перестаю понимать эту фразу. Она финал каких-то событий, и я хочу узнать именно о них.

Платонов. Тогда подождите, пока комиссия кончит работу.

Косарева. Но вы ведь тоже в ней.

Платонов. Что вы? Я лицо необъективное. Спасибо, если не подозреваемое.

Косарева. Вы думаете, кто-нибудь так считает? Басаргин тот же?

Платонов. Не знаю. Как бы это вам сказать. Мы смотрим с ним на один и тот же предмет, что ли, в разные окуляры бинокля. Он видит все издали, в общем плане – в плане интересов завода, министерства, города, а я вижу крупным планом отдельные детали, но из-за этого, наверное, не вижу картины в целом. А в результате мы говорим вроде бы об одном и том же, а получается – о разном.

Косарева. И сегодня?

Платонов. И сегодня. Я пытался ему втолковать о некомплекте запчастей, а он даже не слушал.

На левой половине сцены загорается свет. За письменным столом – Басаргин, к столу подходит Платонов.

Но ведь у нас постоянный некомплект. Нечем заменять. Старые уплотнители приходится ставить. И сколько я ни говорил об этом…

Басаргин (не давая ему говорить). Вы холодные, равнодушные люди. Вы кричите караул, если у вас не хватает одного сальника, и спокойно идете домой по гудку, если у завода не хватает плана.

Платонов. Но почему вы монополизируете любовь к заводу, ведь…

Басаргин (перебивая). Ты знаешь, когда я ухожу отсюда?

Платонов. Ну, знаю, знаю.

Басаргин. Ты знаешь, что я в кино за последние месяцы ни разу не был? Когда я освобождаюсь, уже все сеансы кончаются.

Платонов. Но поймите, нельзя же вашим личным усердием уплотнять фланцы.

Басаргин. А ты не моим, ты своим уплотни. В других цехах почему-то достают прокладки, когда им надо, а в седьмом не могут. Ну конечно, когда тебе за этим следить – ты ведь лекции читаешь.

Платонов. Ну при чем здесь это?

Басаргин. При том. Ты еще скажи спасибо, что я тебя под суд не отдал.

Платонов (Косаревой). Это наш обычный стиль. Я посадил, я помиловал. Я, я… (Басаргину.) А у нас виноватых суд определяет, а не директор завода. Так что все эти благородные разговоры…

Басаргин. Вот-вот, я тебя защищал, а ты за это…

Платонов. А вы не меня, вы себя защищали. Если бы вы могли отдать меня, а сами не пострадать, вы бы это тут же сделали.

Басаргин. Это мне вместо спасибо. Ну что ж. Ты правильный парень. Современный. Давай продолжай в том же духе. Взрывай аппараты, поучай молодежь – если что, директор покроет, ты все точно рассчитал.

Платонов. Я не понимаю: вы меня вызывали, как вы сказали, посоветоваться. А получается…

Басаргин. Ты посоветуешь…

Платонов. Знаете, когда вы вызываете врача, вы же не учите его, какое лекарство вам выписывать. Почему же здесь…

Басаргин (перебивая). Будь здоров. У меня нет времени слушать твою ерунду.

Свет гаснет. Платонов возвращается к Косаревой.

Платонов. Вот так у нас. Когда кончаются аргументы, начинается хамство.

Косарева. Но вы же сами сказали, что он по-своему прав, он видит события шире, чем вы.

Платонов. В этом-то и парадокс. Он действительно видит шире – потому что стоит выше. Но использует это видение вроде бы для завода и все такое прочее, но в конечном счете – для себя.

Косарева. Вы несправедливы. Он же много сил отдает заводу, он здесь каждый день до поздней ночи, а вы уходите, когда вам надо.

Платонов. Это еще один парадокс. Хотя и он объясним. Мне есть куда идти после работы и есть зачем, а ему некуда и незачем.

Косарева. У него что – семьи нет?

Платонов. Да нет, семья есть, есть квартира, и дача, и все прочее, но… не знаю, поймете ли вы. Кто он дома? Муж, которым командует супруга. И с мнением которого не очень-то считается. А масштаб взаимоотношений? Мизерный: ремонт, огород, дети, платье, отпуск, болезни. Тоска зеленая. А здесь? Здесь он царь и бог. Ему подчиняются несколько тысяч человек, его мнения спрашивают. Здесь интересы государственные, а он государственный муж. А дома он женин муж. Какой же смысл ехать ему домой?

Косарева. Интересно. Вы весьма наблюдательны и оригинально мыслите – независимо от того даже, правы вы или нет. Почему же вы… как бы это сказать…

Платонов. Так и скажите – занимаетесь столь убогим делом? Так?

Косарева. Ну, я не хотела.

Платонов. А вы меня этим не обидите. Я с таким же успехом мог вас спросить – почему вы корреспондент, а не главный редактор.