Третье яблоко Ньютона

Святослав Сериков не помнил, как он ехал до дома от этого чертова молла. Сначала вроде ехал вдоль реки, потом почему-то оказался на кольце. Сумерки сгущались, в голове царил хаос и туман, но он чувствовал злобную решимость одолеть их всех и неотчетливую уверенность, что он им не дастся, хоть и тупик кругом. Этот разговор окончательно все запутал, не было в нем правды ни на грош. Мало того что этот пидор все время и канадскую налоговую, и Шуберта с Гонзалес поминал, он почему-то и за его, Серикова, концы в гамбургском порту решил подергать. Так, прокинул влегкую, не был ли Сериков в Германии. А Сериков там был, причем неоднократно. Он так в анкетах и писал «неоднократно». Они там с Членовым до Канады шуровали будь здоров… Как все это вместе вязалось, было непонятно, понятно только, что это наезд. И крупный. Хоть пидор все чай прихлебывал и шутки шутил, но угрожал, причем нешуточно. Кто его подослал, под конец полностью запуталось, но ясно, что так просто он не отвяжется. Сказал, чтобы Сериков до утра подумал. Может, зря он послал его к такой-то матери? Это ж не налоговая, а либо братва мэра, либо вообще не пойми кто… Господи, что делать-то?

Спустилась темень, сквозь облака проступал диск луны, когда он подъехал к дому, а там, по-прежнему приклеившись к углу, стоял все тот же давешний мужик. Да что же это такое? Один там, а другой тут. Уж сказал бы хоть, чего он от него хочет, чего он тут вынюхивает, выжидает уже который день. Сериков так и не понял, тот пидор из молла, он с этим заодно или как?

— Есть не буду, отвянь, — рявкнул он Верке, сунувшейся было к нему с ужином. Прошел в кабинет. Закурил, хотя и бросил с год назад. «Вот суки… И так херня, и наоборот такая же. Какой клубок сплели. Шкурой чувствую, беда». Сериков вернулся назад на кухню. Вера обиженно молчала, поджав губы. «Дура полная, живет у меня, как у Христа за пазухой, и еще губы надувает», — подумал Сериков, но ничего не сказал. Проходя мимо жены, как бы нечаянно задел ее плечом, так что та ткнулась животом в свои кастрюли, черт бы их побрал. Открыл шкафчик на стене, достал бутылку виски, плеснул в стакан.

— Славочка, что-то не так? — спросила Вера.

— Отцепись, что ты понимаешь.

— А что ты от ужина отказался? Я баранины натушила. Что ты виски-то натощак пьешь. Поел бы как человек…

— Ты заткнешься или нет? Что вы меня все извести, что ли, задумали? Выпить нельзя в собственном доме. Где мои таблетки?

— Какие, Славочка?

— Сама знаешь какие, дура полная. Таблетки, говорю. Целый день дома сидишь, ни хера не делаешь, а в доме бардак, ничего не найдешь, где, говорю, таблетки?

— Вон в том ящике, слева. А как же ты таблетки с виски-то?

— Умная больно. Заткнись, сказал.

Серикова колотило. Он судорожно рылся в ящичке с лекарствами. Вытащил нужную коробку и заглотнул в один присест три таблетки сильнейшего транквилизатора, который врачи ему год назад прописали, когда думали, дураки, что у него нервная болезнь какая-то. Запил глотком виски. В голове мгновенно захорошело. Вот так-то лучше. Сериков еще плеснул в стакан.

— Славочка, это ж сильные таблетки. Их курсом надо, по одной в день, а ты… да еще с виски… Что случилось-то? — продолжала верещать Вера.

— Думаю я, вот чего… Этого тебе не понять. А скажешь еще слово, вообще прибью, ясно. Жрать не буду, чего ты тут на кухне под ногами вертишься, глаза б мои тебя не видели. Иди отсюда, ясно? Уже ночь на дворе, спать ложись. Иди наверх к себе в спальню и сиди там тихо. Не мешай мне думать.

Вера испуганно посмотрела на мужа, вытерла руки о полотенце и тихонько вышла. Так-то лучше. Сериков сделал еще круг по кухне. Сейчас, сейчас. Хорошо от виски отпускает. В голове дурман приятный растекается. Главное, чтоб не случилось никаких депрессий от этих упырей. Кстати, можно еще и антидепрессанта выпить. Не помешает. Надо еще плеснуть, не квасом же запивать. Со стаканом в руке Сериков проследовал в гостиную. Нет, сейчас не до чтения. Он покружил по гостиной бесцельно, хотел поставить стакан на стол, но стол куда-то вдруг отодвинулся, и стакан разлетелся осколками по полу. Ну и хер с ним, со стаканом. Сериков отправился к себе в кабинет. Сел за огромный, красного дерева письменный стол. Голова была тяжелой, и почему-то было трудно дышать…