— Варя, все это так. И у меня готового ответа нет. И, наверное, его сейчас ни у кого нет. Надо посмотреть, как все будет развиваться. Обещаю тебе только, что буду думать. Если возникнут конкретные вопросы, которые я в состоянии помочь решить, буду помогать. Держи меня в курсе. Деньгами помогать не буду, сразу говорю. Это тоже может выйти боком. Это все, что пока могу обещать. Ты до сих пор все делала грамотно, быстро и тихо уехала, хотя я не думаю, что американцы хотели тебя остановить. Хотели бы — остановили. Теперь переводи деньги из Лондона сюда, только небольшими суммами, чтобы не спровоцировать арест счетов.
— Какой арест счетов? У меня там денег кот наплакал.
— Для полноты картины они счета рано или поздно должны арестовать, это ясно, как день.
— Это какая-то бездонная пропасть…
— Что теперь руки заламывать! Крутись как-то. Давай, не вешай нос, и чтоб глаз блестел. Мне надо бежать. И так уже опоздал.
Варя вернулась домой. Газеты все еще выли. Отписалась абсолютно вся пресса, какая имеется в мире, все агентства…
Варя села в уголок на кухне. Репутация разрушена, раз. Работы нет и не будет, два. Мэтью платить нечем, три. Жить непонятно на что, четыре. Ирина с ее проблемами, которые суть их общие проблемы, пять. Без машины не прожить, а денег на нее тоже нет, шесть. По телефонам говорить нельзя, потому что все прослушивается, семь. Делом в Британии должен заниматься Мэтью, а как она с ним может общаться, если он там, а она здесь? Это восемь. Квартира в Лондоне стоит открытая, с ней надо что-то делать, желательно сдать пока, что ли… В любом случае, вещи надо отправить либо в Вашингтон, либо в Москву, а как это сделать, если она туда не может поехать? Это девять. Одежды нет, десять. Варе плакать не хотелось. Она уже перешла рубеж, до которого еще можно было испытывать страдание. Там, где она оказалась теперь, не существовало эмоций, воздух был разрежен, чист и холоден. В этом холоде и пустоте чувствовать что-то было невозможно, можно было только думать. Неважно, о чем. Процесс осмысления должен набрать какую-то инерцию, тогда, наверное, начнет что-то придумываться. Не прыгать же из окна, в самом деле. Надо за что-то зацепиться, чтобы потом начать карабкаться вверх. Это все замечательные общие слова, клише и штампы… Пустышки. Если не получается думать об общем, надо думать о частном. Например, начать с номера десять. Она позвонила Ивану, они стали обсуждать его приезд в Москву через Лондон, как и что привезти с собой, как организовать перевоз остального, как расплатиться с горничной…
— Следователь избегает общения со мной, — сказал ей через несколько дней Мэтью по телефону, — что само по себе странно. Я ведь единственная ниточка, через которую он хоть как-то может работать, двигаться вперед. Обыск у тебя в лондонской квартире был, не знаешь? Ты могла бы попросить свою горничную определить это? Или ты говорила, что у тебя есть друг, немец. Может, он наведается в твою квартиру?
— Горничная совершенная дура, а Рольф… Нет, я не должна его впутывать. У него своя работа, карьера. Давай оставим его в покое.
— Я это не очень понимаю, но если ты так считаешь…
— Иван приедет через неделю в Лондон, чтобы привести мне в Москву вещи. Он разберется, был ли обыск. Но если хочешь, ты можешь сам сходить. Я позвоню портье, скажу, чтобы открыл тебе квартиру.
— Это допустимо, но зачем, если через неделю Иван приедет сам. Неделя ничего не решает. Даже лучше будет, если к тому времени они уже произведут обыск, потому что в квартире останется протокол, и из него что-то станет ясно насчет характера обвинений. В этом смысле хорошо, что твой муж едет в Лондон. С другой стороны, ты должна вот что понимать. Маловерятно, что его арестуют, но этого нельзя стопроцентно исключать, я обязан тебе это сказать, как твой адвокат.
— А за что его-то арестовывать?
— Чтобы допросить. Я не говорю, что полиция сможет сформулировать какие-то претензии к нему, нет. Но он получал от тебя регулярно деньги, и это им известно. Значит, он может знать источник происхождения этих денег, они могут расспрашивать его, что он знает о круге твоих друзей, знакомых, с кем из них встречался в Лондоне или еще где. Он — один из немногих источников информации, которыми полиция может еще воспользоваться. Ведь больше в Лондоне никого нет: ни тебя, ни твоего секретаря, никого.
— Но Иринин муж спокойно съездил в Лондон, собрал вещи, отправил их в Москву и вернулся. Полиция пришла с обыском, как ты знаешь, именно когда Костя был там, но его-то они не задерживали и не допрашивали.
— Муж Ирины не имеет никакой информации о тебе. А твой муж имеет.
Так. Варе становилось все хуже и хуже. Еще и Ивана могут арестовать. Да, маловероятно, конечно, но имеет ли она право подвергать его такому риску? Она сидит тут в Москве, в безопасности, а его посылает черт знает на что. Варя промучилась этим вопросом до вечера. Позвонила Пашке: что мне с этим делать?
— А что папа сам говорит?