Третье яблоко Ньютона

— Да, посольские сказали, что мы все должны срочно уехать. Я хотела, чтобы Костя остался, мы ведь толком ничего не собрали, квартиру не закрыли. Но они сказали, что нельзя и что они через пару дней сообщат, безопасно ли Косте вернуться за вещами и когда.

— Какой ужас! А Косте-то что могло грозить?

— Я тоже думаю, что они перестраховывались. Но вот так. Что тут скажешь. А вас, значит, в Америке одну бросили?

— Ну да, в общем. Собственно, мне уехать-то не так уж трудно было, но, конечно, нас всех несколько трясло. Особенно потому что мы всю ситуацию плохо понимали. У меня было два коротких разговора с Москвой, это вся информация.

— Я так рада, что я в Москве. Я пока в банк написала, что срочно вылетаю в Москву по семейным обстоятельствам, как посольские велели, а заявление об уходе пошлю на следующей неделе… После всего, что мы с вами за осень от них вынесли, после всех этих обысков, сломанных якобы компьютеров, когда они мне только врали и врали… Никогда туда не вернусь. Сейчас нам главное найти, где жить, и старшего в школу определить. Мы пока у родителей, все вместе в трехкомнатной квартире. Конечно, полный паноптикум. Косте обратно в Лондон надо, вещи оттуда как-то отправить, с хозяином контракт расторгнуть, там неустойка будет, конечно… Откуда мы деньги возьмем, я вообще не представляю. Косте надо на работу срочно устраиваться. Ужас какой-то. Ой, простите, я все о себе и о себе. А вы-то как, Варвара Васильевна? У вас хоть еда есть какая-нибудь? Может, Костя вам завтра что-то привезет?

— Спасибо, Ирочка, еще не хватало, чтобы вы мне еду возили, у вас самой проблем невпроворот. Для меня главное сейчас три вещи: провести Интернет в квартиру, найти домработницу, хоть раз в неделю, только уборка и стирка, и, конечно, надо водителя искать. Без машины мы с вами не сможем функционировать.

— Согласна. С завтрашнего дня начну по этим направлениям работать. Вы не думайте, я вас не брошу, даже не мечтайте от меня избавиться. Буду с вами как и раньше работать. Сколько сможете мне платить, столько и ладно. А не сможете, тоже не трагедия. Муж есть, пусть кормит.

— Ира, можно я вам еще одну вещь скажу? Просто больше некому. Можете себе представить, Рольф только что меня послал на х…

— Могу. Что от мужиков еще можно ожидать. Обосрался, видать, извините за грубое слово. Ничего, очухается, еще приползет прощения просить.

— А Андрей говорит, что я Рольфу теперь не нужна.

— Это он от ревности, не обращайте внимания.

— Вероятно. Ничего, завтра соберусь с силами. Просто сегодня от перелета, недосыпа, холода как-то раскисла. Извините меня. Сижу сейчас тут на кухне, и все сыплется одно за другим, одно за другим. Просто не знаешь, за что хвататься.

— А адвокат ваш что говорит?

— Позавчера сказал: как только узнает, что я благополучно добралась до Москвы, сразу пойдет в полицию выяснять. Вот, наверное, сегодня уже целый день выясняет.

— Вы только не расстраивайтесь, если он ничего не выяснит, ладно? Идите спать, Варвара Васильевна, вам надо выспаться и в себя прийти.

— Да, Ира. До завтра.

Еды в доме не было и быть не могло. Есть же хотелось страшно. Варя открыла шкафчик, там была только фасоль, подозрительного вида гречка и ссохшиеся макароны. Похоже, они были куплены еще до отъезда в Лондон много лет назад. Варить из этого счастья какую-то блокадную еду не было сил. Варя съела несколько кусков сахара, глотнула еще виски и легла в кровать. За окном трещал мороз, в комнату падал тусклый луч уличного фонаря. Из окна дуло. Варя накинула плед поверх одеяла, потом еще шаль и долго не могла уснуть от холода, голода и полного, совершенно бездонного отчаяния, но потом усталость взяла свое.