Третье февраля

Запасов было немного, и, так как я сегодня решил остаться дома, нужно бы сходить на рынок и купить немного молока и зелени, которых, на мой взгляд, не хватало для того, чтобы девочка поправилась. В деревне всегда лечились парным молоком, обязательно с пенкой и столовой ложкой меда, но здесь, в городе, счастьем было бы купить молока обычного, заводского производства.

Тихо прокравшись в прихожую, я стал медленно одеваться, попутно прислушиваясь к мерному сипенью девочки. Когда надел шапку, я проверил кошелек. Внутри было в общей сложности рублей десять. Этого было более, чем достаточно.

— Вы куда?

Соня остановилась на пороге своей комнаты и, позевывая, смотрела на меня.

— Схожу куплю чего-нибудь.

— Купите мне мороженого.

— Но у тебя же болит горло.

— Пусть. Я просто обожаю его.

— Твоя мама выгонит меня, если я позволю себе принести мороженого.

— Но она может об этом не узнать.

Девочка хитро подмигнула мне, а затем разразилась кашлем. Я не мог смотреть на это весьма милое и до глубины сожаления больное чудо, поэтому проще было согласиться, чем видеть огорчение ребенка или его слезы. Здесь читатель может обвинить меня в душевной слабости, и он будет всецело прав, но вы бы только видели ее глаза!

— Хорошо, пусть это будет нашим маленьким секретом.

Соня улыбнулась и, помахав мне на прощание, скрылась в своей комнате. Я закрыл за собой дверь и, минуя ступени, последовал вниз.

Парочка трамвайных остановок вывели меня на один из больших московских рынков. Торговцы вывешивали мясо, выкладывали на прилавок пучки зелени. Кое-где все же можно было найти яблок, но такой редкостью делились немногие.

— Аккуратнее.

Какой-то мужчина, торопясь, пробиться сквозь толпу, не заметил меня, казавшегося со стороны статуей, своими каменными глазами, рыскавшими вокруг, и плечом слегка ударил меня.

— Простите, — уже растворившись, бросил он.

После этого мои движения стали равными по скорости с толпой.

Задуманное я купил весьма быстро. Одна полненькая, приятная на лицо женщина отпустила мне молоко намного дешевле положенного. Что же, пожалуй, не зря я с ней около получаса беседовал о том, как же прекрасна сегодня погода и как необыкновенны москвичи под влиянием солнечного света. Речь моя неустанно подкреплялась комплиментами, а она, видно, была очень падка на мужские разговоры, отчего все сложилось благоприятнейшим для меня образом.

В котомку, купленную наспех у старика, я сложил свои покупки и принялся выбираться наружу, туда, где длинные лавки, выкрики продавцов и бесконечный гул людей сменялись более размеренной жизнью.

Мороженое.

Меня осенило, когда я был уже в двадцати шагах от трамвайной остановки. На рынке мороженого не было — впрочем, неудивительно, зимой «холодное сладкое» — не самый покупаемый товар. Тогда я принялся искать темно-синие ларьки, в которых летом, выбираясь в город и встречаясь там с друзьями, мы покупали заветного пломбира в вафельном стаканчике и с удовольствием уминали под аккомпанементы пузырящегося кваса.

Нашел я такой ларек лишь на следующем перекрестке. Выбирал я долго — Соня не сообщила о том, какое мороженое она любит, а угадать было нельзя. Женщина, недовольная тем, что ей пришлось открывать маленькое оконце, через которое осуществлялась продажа, поежилась от холода.

— Возьмите пломбир, — сказала она с едва скрываемым раздражением, которое, впрочем, еще не сильно оголяло ее нервы. — Фруктовое самое дешевое, но, если честно, не очень на вкус. Остальные сугубо индивидуальны. Кому выбираете?

— Девочке, — сказал я, не отрываясь от представленного ассортимента.

Все же я остановился на пломбире, но, чтобы он не смотрелся белым пятнышком, я добавил еще пару копеек, за что Сонино мороженое облили шоколадным сиропом.

Домой я бежал чуть ли не вприпрыжку. Мне не терпелось вручить девочке заветное и услышать, как она своим тоненьким, еще немного болезненным голоском пролепечет желанное «Спасибо». Общественный транспорт ждал около минуты.

Трамвай, как назло, не пытался подстраиваться под такт моего ожесточенно бьющегося сердца и медленно катил меж автомобилей на своих металлических колесиках.

Взглянув на часы, аккуратно обвивавшие мое правое запястье, я отметил, что было без двадцати три. Выпрыгнув из трамвайчика, я, едва не переходя на бег, приблизился к своему подъезду.

Поднялся, отдышался и открыл входную дверь…

V

Прошел месяц с того дня, как в моей жизни появилась Соня и Таня. За это время я успел подать документы в педагогический институт (куда меня не без колебаний со стороны приемной комиссии все же взяли). Вечерами я работал на рынке у Феди, седовласого старика, которому нужно было разделывать мясо и выкладывать получавшиеся кусочки на витрину. На рынке мне удавалось выручить себе пару рублей, но и этого вполне хватало для проживания.