Тренер

…Легко понять душевное состояние девчонки-подростка, встретившую, по-сути, взрослую девушку, которая не пыталась возвыситься, унизить или оскорбить. Время летело незаметно, однако вдруг объявили посадку на поезд Кати … Она с Диной обменялась адресами, обняла, словно лучшую подругу, и с повлажневшими глазами побежала на перрон, бросив на ходу:

–Ты только обязательно пиши. Не забывай меня.

–Не забуду, – крикнула вслед школьница.

Оставшиеся полчаса жительница провинциального городка провела, словно в полузабытьи. Она, пожалуй, впервые поняла, как хорошо иметь подругу, простую и незаносчивую с открытой душой и чистым сердцем, с которой нет нужды притворяться, прятаться за какой-то маской, а просто быть самой собой. Эти мысли не покидали Дину и в поезде до самого приезда домой и первое, что она сделала – написала искреннее почти исповедальное письмо своей единственной подруге. Ответ не заставил долго ждать. Завязалась переписка. Привычной стала для ученицы ежедневная проверка почтового ящика, в надежде увидеть долгожданную весточку. Всю корреспонденцию хранила в шкафу под бельем и никому не показывала, она казалась ей сугубо личной, не предназначенной для посторонних глаз. И вдруг однажды Катя замолчала… Почтовый ящик пуст, целую неделю, потом вторую… Наконец, конверт с родным обратным адресом, но…заполненный чужим, незнакомым почерком.

Дина читала слова, и они не складывались в предложения, сердце замерло в ожидании чего-то чудовищно непоправимого. «Здравствуй, Дина, пишет вам воспитатель общежития, где проживала Катя. Письмо ваше пришло 4.02.90, а в это время Кати уже не было в живых – вот такое у вас и у нас горе…». Словно выстрел прогремел над ухом, и невидимая пуля прошила грудь… Дина впала в какой-то шок, мозг не воспринимал информации, она ничего не понимала. Перечитывала снова и снова, в надежде уловить суть страшного письма и…не могла. Строчки сливались, слова, словно переворачивались и становились непонятными… «Поехали они в Тулу 2.02.90 домой, вместе с подругой Ниной Шайкиной. Приехали ночью около трех часов. Нина осталась на вокзале, а Катя вышла на привокзальную площадь посмотреть машину. Спустя некоторое время вернулась с молодым человеком прекрасно одетым и симпатичным. Подошли к Нине, и он спросил, куда ей ехать. Та ответила, и незнакомец предложил ее подвести, по пути «подбросив» до дома Катю. А Нине нужно три часа ехать на автобусе. Несмотря на это, она отказалась. Словно почувствовала какую-то опасность, исходящую от молодого человека. Катя же решилась ехать, не захотела сидеть на вокзале – дом-то совсем близко. Катя и этот молодой человек ушли, а Нина, дождавшись автобуса, отправилась домой. В воскресенье они должны были ехать из Тулы в Ангарск. Нину родители на своей машине привезли к Кате домой – билеты на обратный проезд поездом всегда оставались у Кати. Только тут и выяснилось, что Катя пропала. Бросились по подругам – потом в милицию… Оказалось, погибла она страшно: изрезаны все пальцы – видимо, еще при жизни, семнадцать ножевых ранений в спину, многие из них проникающие. Надругались над ней как над девушкой, по-дикому. А в довершение ко всему, завернув в одеяло, положили на резиновый автомобильный баллон, облили бензином и подожгли. Вот на сорок третьем километре шоссе и обнаружили обгоревший труп. Убийц до сих пор не нашли. Хоронили всем городом – слухи ходят самые разные и страшные, но то, что я написала вам, со слов Нины, которая опознавала труп и со слов милиции. Вот так по-страшному не стало Кати. Написала вам, чтобы вы не ждали больше от нее весточек и чтобы вы знали – может больше не от кого узнать. Простите, если не так что сделала.

До свидания Людмила Дмитриевна Соколова».

Дочитав ужасную весть до конца, Дина машинально перечитала письмо еще раз, потом еще… Постепенно пришло осознание того, что произошла жуткая и непоправимая трагедия. Вдруг в душе затеплилась нереальная надежда, что это чей-то глупый и неуместный розыгрыш… Мозг лихорадочно цеплялся за эту надежду: – «Нет, этого не может быть. Катя жива, она не может просто так умереть и уйти из моей жизни. Я напишу ей еще одно письмо, и она ответит, и мы вместе посмеемся над этой черной идиотской шуткой». Только сейчас она услышала, как нереально громко тикают ходики на стене и с каждой уходящей секундой, ожидание чуда сменялось безысходным отчаянием. Дина кричала и не слышала своего голоса, слезы текли ручьем, но глаза казались сухими, а затем …затихла и замерла за кухонным столом, где лежал непроизвольно помятый исписанный листок. Застыла в неподвижной позе. Глаза смотрели в одну точку на стене стеклянным безразличным взглядом…