Трехглавый орел

– Ты, голубь, за тайную канцелярию впредь слово чести не давай. Коли правда то, что ты говоришь, предательством фон Ротта немалый вред Государству Российскому нанесен. Но памятуя заслугу твою, так и быть, будь по-твоему. Коли об этом просишь, пусть сие будет твоя награда.

– Благодарю вас, ваше величество. Никакой другой награды мне не надобно.

Екатерина усмехнулась и поглядела на меня еще более заинтересованно, чем прежде:

– Так уж и не надо! Или ты всю жизнь в лейтенантах сидеть намерен?

– Я воин, ваше величество, и честно выполняю свой воинский долг. Награждать же за это – не мое дело.

– Что ж, толково говоришь. Да, судя по всему, ты храбр и честен. Будет у меня к тебе дело. Справишься – быть тебе в чинах и в милости. Ну а нет, милость моя тебе уже не понадобится.

– Никто из рода Камдилов не чурался опасности. Недаром девиз нашего рода «Верная рука».

– Славно, – покачала головой Екатерина, – весьма славно. Тогда слушай. Надлежит тебе ехать в лагерь мятежника Емельяна Пугачева, отвезти ему тайный пакет и, коль решится он оставить злодейство, тайно же доставить его для переговоров в указанное место. До ставки полковника Михельсона дам тебе конвой, после с толмачом поедешь. В толмачи же тебе назначу дружка твоего, поручика Ислентьева. Емельке можешь передать, что на время переговоров я обещаю сохранить его жизнь и свободу. Коли орда разбойная стоять будет, то и я велю огня не открывать. Ну а ежели не согласится, скажи, что впредь пощады никому не будет, всех велю казнить лютой смертью. – Екатерина произносила фразы со скоростью орудийных залпов, и мне виделось, как эти слова-ядра долетают до цели, рвутся на множество осколков, калеча и унося жизни в пестрых рядах пугачевской босоты. Я стоял словно оглушенный, стараясь не показать свое изумление столь неожиданной новостью. У меня как-то в голове не укладывалось, что можно вот так вот взять и послать с заданием величайшей государственной важности человека, пусть даже заведомо храброго, но все же едва знакомого. Тем более при таком широком выборе кандидатур. Но не высказывать же свое удивление перед лицом императрицы.

– Готов служить вашему величеству! – четко произнес я, вновь становясь во фрунт.

– Вот и славно, – кивнула государыня. – Утром зайдешь к Безбородко за бумагами и завтра же, с возможной скоростью, в путь. А теперь ступай, недосуг мне с тобой разговаривать, – кинула она, теряя ко мне интерес. – Аудиенция окончена.

– Все слышал, – едва я покинул кабинет, раздался у меня на канале голос лорда Баренса. – Что и говорить, положение у тебя аховое. Вот уж не ожидал, что Екатерина решит послать тебя к Пугачеву. Резоны, конечно, у нее есть: человек ты здесь для всех чужой, если что – тебя не хватятся; отважен; оружием владеешь. Ежели кому-то здесь и верен, то непосредственно самой Екатерине, а не кому другому. Да и из столицы вас, сударь, удалить нужно. Своего провала Орловы тебе вовек не простят, а силы у них немалые.

– Забавная манера спасать от мести людей, посылая их волку в зубы.

– Императорская манера. Так погибнешь не за понюшку табаку, а этак – может, службу сослужишь. Разницу ощущаешь? Но риск, конечно, велик и у Екатерины, и у тебя. Хотя ей-то что, ну окажешься ты английским шпионом, ну передашь мне тайный пакет с приглашением Пугачева на конспиративную встречу, ну и что? Что я дальше с этой информацией делать буду? Внутренние маневры государственной политики. А вот тебя, пожалуй, Пугачев может вздернуть еще до того, как найдет в своем войске грамотея, который сможет прочитать, что написано в послании.

– Или да, или нет, или может быть.