Трехглавый орел

– Вальдар, ну ты серый, шо дым! Емелька же у нас кто – Петр III, в девичестве гольштинский принц. Вот он и делает вид, что жалует своих земляков. Во всяком случае, поволжских немцев наши практически не трогают. Будешь такой себе Вальдар фон Камдил. Шо, хреново? Напой ему песен, шо ты буквально у сестры его батюшки был любимый камер-паж... Не важно – что, главное, убедительно. Главное, чтобы он тебя выслушал, потому как с пьяных глаз может решить сначала повесить, а потом судить. Если же согласится выслушать, у тебя появляется шанс. В принципе, Пугачев вовсе не так уверен в своей немереной крути, как старается показать. За последние месяцы у него не было ни одной сколько-нибудь серьезной победы. А вот по холке ему в Оренбурге настучали так, что до сих пор чешется. – Опять же, жрать нечего, боеприпасов – поршинка за поршинкой гоняется с дубинкой. Со здешним людом не пожируешь, сами едят через раз. Вот и мечется, как блоха по загривку. Ну а тут еще из Польши Суворов подтягивается, от турок армия идет. В общем, жизнь у Емельян Иваныча безрадостная.

– Мне есть чем его порадовать, – криво усмехнулся я. – К нему переметнулись братья Орловы, и сейчас они движутся в его сторону где-то в этой же степи с отрядом в триста сабель при двух пушках, с обозом оружия, табунами коней и цыганским хором.

– М-да. – Лис нахмурился. – Куш немалый. Особенно хор. Вот веселуха начнется!

Лис замолчал.

– Я вижу, мысль о приходе нового подкрепления тебя отчего-то не слишком радует. Ну что ж, тогда тебя, может, обрадует сообщение о том, что жена Алексея Орлова, наследная великая княгиня Елизавета, так сказать, кузина твоего чудом спасшегося сюзерена, тоже сейчас где-то в этих местах и движется в том же направлении, что и мы.

– Господи. – Лис страдальчески возвел очи к небу. – Ну что за внеочередной съезд проклятием заклейменных! Сделай, пожалуйста, так, чтобы кто-нибудь из них не доехал. А если не сложно, чтобы не доехал никто. 

Им осталась доля
Да казачья воля.
Мне ж осталась черная
Горючая земля.
Эх, любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом
Не приходится тужить.