Требуются доказательства. Бренна земная плоть

По мере того как судно поднималось и опускалось на неспокойных волнах пролива, мозг Найджела напряженно работал, обдумывая все, что ему стало известно в свете вновь открывшихся и чрезвычайно занимательных обстоятельств. К счастью, память у него была превосходная, и сейчас Найджел сидел в своей тесной каюте, нанизывая на одну нить все, что он слышал с момента своего появления в Чэтеме. Доходя до каких-нибудь замечаний, кажущихся ему особенно актуальным, он заносил их в записную книжку. Происшедшее постепенно обретало ясные очертания. Как свет на заре, проникая сквозь щели в каюте, постепенно заполняет ее всю, так детали событий, ранее бывшие безнадежно темными, теперь прояснялись, и в итоге осталась одна лишь загадка. Теперь уже нет сомнений: О’Брайана убил Кавендиш. Все указывает на это. Но – мотивы убийства? Их пришлось пересматривать и вертеть до тех пор, пока они, если сравнивать с изначальными туманными предположениями, не изменились почти до неузнаваемости. И только одна точка оставалась в стороне от прочерченных им соединительных линий: упрямая, неуступчивая точка, раздражавшая его сверх меры, отчасти потому, что казалась не такой уж существенной в общем рисунке, а отчасти потому, что так просто было высветить ее раньше. Трудно предполагать, что в некоем ирландском пакетботе мог оказаться – как часть его такелажа – экземпляр полузабытой пьесы драматурга XVII века. Однако, как предстояло убедиться Найджелу, именно ее отсутствие – не позволявшее ему осветить дело в его окончательном виде – привело к ошеломляющей, с элементами мелодрамы, трагедии, ставшей его развязкой.

Глава 14 Конец истории

Пока Найджел Стрейнджуэйс уютно подремывал в поезде, пересекающем Южный Уэльс, обитатели Дауэр-Хауса просыпались, готовясь встретить день, который, как сообщил им инспектор, возможно, станет для них здесь последним. В атмосфере дома витало чувство облегчения и некоторой безответственности, как в школе накануне каникул. Пусть расследование будет продолжаться, все равно хорошо оказаться отсюда подальше. Дом стал тюрьмой, а из тюрьмы выйти – это всегда избавление, возможно, даже для того, кто вошел в нее всего лишь как гость, а выходит, чтобы подняться прямо на плаху.

Соображения подобного рода ничуть не тревожили славную головку Лили Уоткинс, накрывающей к завтраку стол. Она думала о напористом сыне местного фермера, о весне и своем новом воскресном платье. Еще она подсчитывала в уме сумму чаевых, которые получит от этих леди и джентльменов, и вдобавок прикидывала, насколько поднимается ее авторитет как обнаружившей тело Нотт-Сломана.

О чем думала миссис Грант, было, как всегда, известно только ангелам-регистраторам. Она склонилась – если только это слово применимо к такой особе – над сковородкой с шипящим беконом, скривив губы и глядя на кусочки мяса с самодовольным видом, с каким глядела бы на грешников, которых поджаривают в аду.

Лючия Трейл зевнула и потянулась роскошным телом – с рассчитанной и годами отработанной томностью, еще не до конца проснувшись. Впрочем, вскоре сбросила остатки сна, мышцы напряглись, во взгляде засквозила настороженность. Ждать осталось всего несколько часов.

Филипп Старлинг расхаживал по комнате. С пояса у него свисали подтяжки, лицо разгорелось от возмущения, на языке перекатывались слова, которые должны окончательно добить этого шарлатана-редактора сборника поэзии Пиндара. Отполировав свои инвективы до блеска, он пробормотал про себя: «Ну что ж, никто не скажет, что я не знаю жизни».

Эдвард Кавендиш пытался побриться, но бритва не удерживалась в руке, а застывший в расширившихся глазах взгляд всерьез обеспокоил бы, окажись они сейчас здесь, многих акционеров.

А вот выражение глаз его сестры прочитать было труднее. Возмущение, горечь, страх, нерешительность, странно сочетающаяся с отчаянной решимостью, – все это постепенно смягчилось и обернулось совершенно иным выражением – так, словно на лицо ей легла ладонь любимого человека.

Если не считать полицейского, стоящего на посту у входа, Джорджия Кавендиш была первой, с кем, входя перед обедом в дом, столкнулся Найджел.

– Ну что, – заговорила она, – Эдвард… как он?.. – Голос ее пресекся.

– Боюсь, в том, что убил О’Брайана он, сомневаться не приходится, – медленно, словно подбирая слова, дабы смягчить удар, отвечал Найджел. – Он в трудном положении. Я…

– Нет, нет, ничего не говорите больше. Найджел, инспектор объяснил мне все про… про яд, то есть, что это Эдвард ему сказал, что у меня есть яд. Я спросила его, он подтвердил. Да я по-настоящему и не верила, что он от вас это узнал. Я… это было очень благородно с вашей стороны.

Она порывисто взяла Найджела за руку, слегка прикоснулась к ней губами, бросила на него нерешительный взгляд. Губы у Джорджии задрожали.