Карр. Явно пытается выдать себя за шпиона. Эта разновидность тщеславия, как я заметил, широко распространилась среди цюрихской публики с тех пор, как началась европейская война. Это создает жуткие неудобства. Мнимые шпионы добавляются к настоящим, которые назначают друг другу тайные встречи в «Одеоне» или «Террасе», отчего и в том и в другом кафе практически невозможно найти свободный столик.
Беннетт. Однажды я заметил этого джентльмена в «Террасе» с группой друзей, сэр. Мне, разумеется, неизвестно, шпионы они или нет.
Карр. Я не вижу особенной разницы между тем, чтобы быть шпионом и притворяться им, говоря по-французски с румынским акцентом и вставив в глаз монокль. И то и другое граничит с дурным вкусом. Второе даже хуже, поскольку создает обманчивое впечатление коварства и приводит к бессмысленному скоплению людей в кафе: бессмысленному, потому что в результате мы не имеем ни настоящего заговора, ни подлинной измены родине, а одни только проблемы. В конце концов, разве не написал Ларошфуко в своих «Максимах», что весной в военное время джентльмену трудно найти свободный столик в цюрихском кафе из-за фальшивых шпионов, загадочно глядящих на полицейских шпиков, не сводящих глаз с настоящих шпионов, следящих в свою очередь за агентами контрразведки. Чертова страна, здесь даже в сыре есть дырки, чтобы подглядывать!
Беннетт. Да, сэр. Я положил телеграммы и газеты на буфет, сэр.
Сарр. Есть что-нибудь интересное?
Беннетт. Революция в России, сэр.
Сарр. Неужели? Что за революция?
Беннетт. Социальная революция, сэр.
Сарр. Социальная революция? Дамы являются в оперу одни, без кавалеров, и курят? Что-нибудь в этом духе?
Беннетт. Не совсем, сэр. Скорее речь идет о классовой борьбе, ожесточившейся в результате чудовищного неравноправия, царившего в русском обществе.
Карр. О классовой борьбе? Что вы имеете в виду, Беннетт?
Беннетт. Хозяева и рабы. Как обычно, сэр.
Карр. Ах вот оно что! Хозяева и рабы. Классовая борьба.
Беннетт (с
Карр. Ясно. Что ж, Беннетт, я ни в малейшей степени не удивлен. Не хочу задним числом выглядеть пророком, но любой, кто хотя бы отчасти знаком с нравами русского общества, заметил бы, что недалек тот день, когда угнетенные классы, разочарованные постоянным пренебрежением их интересами, встревоженные непрекращающимся падением рубля и, что важнее всего, раздраженные свыше всякой меры наглыми требованиями прислуги, восстанут против тирании дворецких, лакеев, поваров, камердинеров… (В скобках, Беннетт, я вижу по вашим записям, что в четверг, когда у меня обедал мистер Тцара, в счет поставлено восемь бутылок шампанского. Я не раз говорил вам о пользе умеренности, Беннетт. На этот раз я скажу вам только: вспомните Россию!)
Беннетт. Да, сэр. Я положил телеграммы и газеты на буфет, сэр.
Карр. Есть что-нибудь интересное?
Беннетт. Царь отрекся от престола, сэр. Создано Временное правительство, которое возглавил князь Львов. Военным министром назначен Гучков, министром иностранных дел – Милюков. Социалист Керенский получил портфель министра юстиции. Введение Керенского в кабинет нацелено на то, чтобы народ поддержал Временное правительство, власть которого оспаривают комитеты рабочих депутатов – так называемые Советы, – которые в настоящий момент объединяют социалистов всех цветов и оттенков. Трудно, однако, ожидать, что социалисты попытаются взять власть в свои руки, поскольку произошедшая революция рассматривается ими как исполнение пророчества Карла Маркса о буржуазно-капиталистическом этапе в движении России к социализму. Согласно марксистской догме страна не может одним прыжком перейти от самодержавия к социализму. В то время как
Карр. Это шифрованная телеграмма или газеты?