Пока не опала пивная пена, никто не нарушил тишины.
– Значит, уши мои понравились? – сказал Сова, поглаживая левую мочку, и, не уважая чужой собственности, снова налил себе пива из бутылки, за которую платил Амадор.
– Кто вам сказал, дон Эктор?
– Птичка одна.
Скотокрад, не склонный к изысканному тону, грохнул о стол бутылку.
– Зачем явился? Чего надо, так тебя и так?
– Да вот поругался с сеньорой Пепитой… – сообщил Амадор неуверенно.
– С чего это?
Отсеки-ухо с минуту помолчал.
– Да вот она мне велела ваших поубивать…
Словно желая загладить несдержанность руки, нога Скотокрада сгребала осколки.
– А ты что ответил?
Соскучившийся Конокрад запустил руку в мешок и принялся пересыпать зерно из ладони в ладонь.
– Я ответил, что не хочу братьев обижать. Я много вредил. Я хочу по-мирному. Вот я как ответил, а она обиделась и выгнала меня из поместья.
– Когда?
– Уже четвертый день.
Конокрад швырнул ему в лицо пригоршню зерна.
– Чего врешь, морда? Вчера мой брат тебя видел, ты был с ее работничками и приказал его сечь. Шпионить сюда явился!
– Обыщите гада! – оказал Чакон, и лицо его застыло, как бронзовая маска.
Сантильян прижался к стене. Ловкие пальцы Скотокрада ощупали Карманы Амадора, и на стол легли три ключа (один ржавый), открывалка для бутылок, тупой карандаш, письмо и револьвер 38-го калибра.
– Зачем револьвер?
– Да вот на оленей охотиться…
Рука Скотокрада застыла. Взору его представилась непонятная красноватая бумажка.
– Это что?
Они никогда не видели пятисотенной купюры.
– Да вот накопил…
– Значит, все деньги в кабак берешь? – сказал Скотокрад, навалившись на стойку. – Хватит, Амадор! Давай исповедуйся!
Теперь лицо у Чакона было белым как снег.
– Ладно, – сказал он, – обдумаем потихоньку. – И обернулся к Сантильяну: – Водка есть?
– Есть, дон Эктор.
– Беру три бутылки.
Сантильян дрожащей рукой поставил перед ним три темные бутылки без наклеек, заткнутые сухой кукурузной кочерыжкой. Он едва различал, что на прилавке лежит смятая бумажка в пятнадцать солей.
– Поехали в город!
Глаза у Совы болели. Кошачья ночь притаилась в редких кустах, и только где-то за горами вспыхивали зарницы. Если бы не он, они бы свалились в пропасть или споткнулись о камень. В Янакоче светилось окон пять. Проехав с километр в полном молчанье, путники спустились в Урумину. В беззвездной ночи мерцало лишь дыханье Амадора. Они миновали Юрахирку. Ни Амадор, ни конвой не разомкнули губ. Они достигли Кураяку.
– Стой! – приказал Чакон.
Под ними засветились жалкие огни, и, представив, что совсем близко полный жандармов город, Леандро воспрянул духом. Горы остались позади!
– Чего сопишь?
– А вы чего людей хватаете? Вам это так не пройдет! Вы у меня попляшете! В город приеду – всем вам покажу!
Чакон схватил его за рубашку и силой посадил на камень.
– Садись, гад! – резко сказал он. – Ты в город не приедешь. – И словно вдруг признал в нем своего, вцепился ему в руку и шепнул: – Беги!
Амадор почувствовал, что эта костяная рука спаяна с ним неразрывной связью отвращенья.
– Ну, беги! Чего ж ты?
Амадор услышал жужжанье ненависти, которая бездонней тьмы. Он знал, что ему не простят хотя бы этих последних слов.
– Не убивай меня, родич! – сказал он и упал на колени.
Вместе со страхом к нему возвращалась память. Он вспомнил, что человек, которого он ищет с утра, да и не с сегодняшнего, тот самый, кто двадцать лет назад сидел с ним в жаркий полдень у речки и учил его ловить форель.
– Не убивай, дядя Эктор! – выговорил он.
– Плясать умеешь?
– Не пугай меня, дядя Эктор! Сердце из груди выскочит…
– Хватит! – крикнул Чакон. – Правду говори!
– Сеньора Пепита все узнает.
– Как ей узнать? Тут все свои. Выпить хочешь?
Амадор прижег страх глотком огня.
– Ну, как?
– Хорошая водка, дядя Эктор!
– Пей еще.
– Худо мне, дядя Эктор.
– Пей, гадюка! – Над ухом его громыхнул выстрел. – Кайся, сукин сын!
Сова пересчитал в темноте капли пота на его лбу.
– Сеньора Пепита знает все, что ты делаешь. Ты с ними совещаешься, ты спишь, ты ездишь, а она все знает.
– Скажешь, кто стучит, – смягчился Чакон, – оставим тебя в общине.
– Семья горевать будет, дядя Эктор!
– Дадим тебе домик, надел и помирим с Минайями.
Амадор вздохнул.
– Карлоса вдова больше все?
– Она у нас на сходках не была. Откуда ей знать?
– Она ведьма. Ей звери говорят. Она зашлет своих собак, они ей и перескажут.
– Дальше!
– Еще она птиц для этого кормит.
– Дальше!
– Сеньора Пепита хочет тебя убить.
– Тебя подослала?
– Я так согласился, в шутку, дядя Эктор!..
– Выдаст, гадюка, – сказал Скотокрад.
– Да честное слово, я вас уважаю…
– Выдаст, сучья морда.
– Да ради бога, я вас…
– Пей! – приказал Чакон и протянул ему вторую бутылку.
Водка уже не помогала.
– Пей все.
– Голова закружилась…
– Это ты сообщил судье, что мы хотим его убить?
– Да, дядя Эктор.
– Как?
– Я письмо послал с Кабьесесом.
– Что написал?
– «Бигите, судья, Эктор Чакон Хочит вас убить на разберательстви».
– Так, – сказал Чакон.
– Ты же меня не обидишь, а, дядя Эктор?
– Что ж, пришло время сбить с него спесь.
Буря удалялась, и Отсеки-ухо разобрал, что это произнес скуластый человек с невысоким лбом и гладкими волосами.