Трасса Ноль

– Ха! – Ника всплеснула руками. – Да вот хотя бы: как я жила все годы с нашей последней встречи? Как мне удалось выкарабкаться, как я вернулась в воздух, со сломанной-то спиной? Это тебя не интересовало?!

Сид опустил плечи. А ведь Ника кругом права – ему даже не приходило в голову интересоваться ее прошлым.

– Как тебе удалось? – покорно спросил он.

У него в горле стоял комок.

– Хватился! – горько усмехнулась Ника. – Ну что ж… Сначала я хотела уйти из цирка. Устроилась на обычную работу, сняла квартиру. Все как у всех. Да только вот через полгода не выдержала, чуть не вышла в окно.

Сид понимающе кивнул: теперь-то он мог представить, каково это – оказаться вышвырнутым из волшебного кочевого быта в пресное обывательское болото. А уж если ты родился в манеже и никогда не знал другой жизни… Тут и правда удавиться впору.

Ника закурила. У нее сильно дрожали пальцы, но глаза оставались беспощадными и сухими.

– Я вернулась в цирк. Простой рабочей, за лошадьми ходить.

Сид вновь лишь кивнул. Что он мог сказать? Сочувствовать – глупо, просить прощения – поздно.

Ника притопнула ногой.

– Рабочей, Сид! Ты слышишь?! Да для меня, потомственной цирковой, это просто позор! Семья от меня отреклась – у нас таких ошибок не прощают.

– Я… – Сид прочистил горло. – Лисенок…

Ника невесело засмеялась и покачала головой.

– Чего уж теперь, дело прошлое. Да и на конюшне я недолго прозябала. Через год меня заметил сам Мирослав Лозинский. Представляешь, какое везение?!

Конечно, ему ничего не говорило это имя. Сид только виновато развел руками. Ника скорчила презрительную гримасу.

– До чего ж серый! Это легендарный гимнаст. Он тоже воздух работал, еще в Советском Союзе. А потом вышел на пенсию – фокусником стал.

– Хороша пенсия, – осторожно хмыкнул Сид.

– Много ты понимаешь! – зло шикнула Ника. – Мы, цирковые, по-другому не умеем. Нам жизнь без пахоты не мила. И, конечно, без манежа. Его ничем не заменишь, никак не залечишь брешь в груди…

Она произнесла эти слова с такой тоской, что у Сида защемило сердце. Нику продолжала бить крупная дрожь. Он молча снял куртку, накинул ей на плечи и отступил назад, на прежнее почтительное расстояние.

Ника жадно затянулась и отбросила сигарету, догоревшую до фильтра, но тут же потянула из пачки новую. Сид тоже закурил.

– В общем, – она тряхнула головой, и рыжая копна волос вспыхнула в свете одинокого фонаря, – я работала ассистенткой у Мирослава четыре года. Кроликов ему выносила, на подхвате была… Вот прямо как ты сейчас.

Сид скрипнул зубами. Неужели им никогда не надоест попрекать его незавидной участью простого ассистента?

Интуиция мгновенно откликнулась: «Не надоест. Цирк – маленькое государство со своими жесткими законами. Здесь каждый должен знать свое место!»

Сид ощутил, как подкатывает злость. Он глумливо бросил:

– А ты тоже партнером была… Во всех смыслах? Как у вас тут заведено?

Он хотел уколоть Нику побольнее, но та ответила прямым взглядом без тени смущения:

– Конечно, и горжусь этим!

Сид сплюнул.

– С каким-то стариком койку делить…

Ника подскочила к нему и отвесила звонкую пощечину. Ее брови сошлись на переносице, глаза метали молнии.

– Да он дюжины таких, как ты, стоит! Он великий человек и артист, Учитель… Я ему в ноги кланялась!

Сид медленно поднес ладонь к пылающей щеке и криво улыбнулся:

– Чего ж ты тогда от него свалила?

Пару секунд висело тяжелое молчание, а потом Ника выговорила очень просто, без эмоций.

– Он стал совсем стар и ушел на покой. А через два месяца умер.

– Извини… – Сид неловко шаркнул ногой по щербатому асфальту.

Но Ника, казалось, не слышала. Она говорила почти шепотом, глядя поверх его головы.

– Только вот и успел перед смертью, что подарить мне свой номер. С уникальным реквизитом. Я ведь все эти годы не сдавалась. Пахала как проклятая, до кровавой рвоты. Пыталась восстановить былые навыки.

Сид в который раз подумал: сколько же дьявольского упорства кроется в этой хрупкой девочке-женщине, сколько огня горит в непокорных карих глазах.

Ника медленно перевела взгляд на Сида и безжалостно закончила:

– На этом номере я сделала имя, он меня кормит. А теперь вот – и тебя.

Сид отбросил сигарету. Он так ни разу и не затянулся.

– Мне очень жаль. Я бы хотел, чтобы все сложилось по-другому.

Ника неожиданно беспомощно, по-детски шмыгнула носом.

– Только ведь, – Сид горько вздохнул, – это просто слова. Они ничего не исправят.

– Не исправят, – эхом откликнулась Ника.

– Лучше скажи, зачем ты меня пригласила с тобой работать? После всего, что было? Я тебе жизнь поломал…

Ответом ему было затянувшееся молчание. Сид прищурился, вглядываясь в лицо Ники. Оно оставалось почти непроницаемым – только на долю секунды там промелькнуло что-то острое, волнующее.

Что это было? Сожаление о прошлом, упрямое желание изменить будущее? Или банальная похоть?

«Да ведь она меня любит! До сих пор любит!!!»

Сид замер как громом пораженный. Внезапная догадка потрясла его до глубины души.

Наконец Ника неохотно пожала плечами.

– Понимай как знаешь, амиго.

Они помолчали с минуту, затем Ника выскользнула из огромной, не по размеру, куртки Сида и бесстрастно кивнула: