Translit

Так каков же «список отчужденного имущества»? Он начал было перечислять себе, чего лишился, и вдруг вспомнил, как часто в своих разъездах размышлял о потере багажа и что это для него могло бы значить. Вывод, к которому он обыкновенно приходил, звучал так: ах да и черт бы с ним, со всем этим багажом!.. Ибо никакой ценности содержимое его чемодана вообще не представляло – вот разве подарки, да только ведь и подарки никому не нужны, причем ни там, ни там. За последние пятнадцать лет он уже навез всего всем в Дании из России – гжелей-палехов-павлова-посада-вологды… А уж из Дании в Россию – и подавно: мотаясь в поту по магазинам за два-три дня перед отъездом, он каждый раз ругал себя за свою «советскость», проявлявшуюся в представлении о загранице как месте, откуда надо изловчиться навезти как можно больше. Свитерочки-блузочки-тапочки-сумочки… коробочки-пузыречки-баночки-пакетики! Его дежурные двадцать килограммов – грамм в грамм – для сдачи в багаж и десять килограммов – а на самом деле все пятнадцать – ручной клади без сожаления могли бы быть выброшенными в первую попавшуюся придорожную канаву… любой из тех, для кого предназначались подарки, с легкостью обошелся без чего угодно из всего этого.

Стало быть, да здравствуют путешествия налегке – тем более что значение имеет лишь факт покупки, ибо если действительно мне-не-дорог-твой-подарок-дорога-твоя-любовь… тогда факт передачи подарка становится совершенно никчемным: любовь присутствует лишь на первой стадии процедуры-в-целом – придумать подарок, найти нужный магазин, выбрать, купить, между тем как вторая часть процедуры сугубо эгоистическая – посмотреть на реакцию, выслушать благодарность… Ну, не получит Тильда лишних бус от Лики – и что? Лике было важно купить их, Тильде было важно узнать, что они куплены, сами же по себе бусы при этом уже излишни. Что касается Кит – Кит обойдется без чего угодно. А Курт – он даже лишний раз поблагодарит за то, что его и так заваленный всяким барахлом быт не будет отягощен лишней финтифлюшкой.

Самому же ему ни-че-го-шень-ки из этого чемодана не нужно, потому как уж применительно к нему-το и вообще было бы самой хорошей стратегией дарить не предметы, а обозначающие их слова. Скажем: я дарю тебе слово «зажигалка» – или я дарю тебе слова «книга Жозе Сарамаго “Двойник”». Но – увы, так правильно по отношению к нему никто из его круга себя не вел.

Похоже, он все-таки заблудился в старом городе: ничто вокруг не напоминало о виденном ранее… хоть когда-нибудь ранее – это в Стокгольме-то, где он был как дома. До начала представления оставалось сорок минут: теперь он уже, конечно, не успеет добраться первым, но речь об этом сейчас и не идет – речь сейчас идет о том, чтобы добраться вообще. А может быть, и не видел он никакой афиши, может быть, показалось ему, что это лицо Манон – у каждого из нас есть двойник? Нет, у Манон двойника нет, у нее единственной в мире нет… хоть это, конечно, и не аргумент в пользу того, что афиша не плод его воображения. И вообще… – разве увидел бы он эту афишу, не расскажи alter ego о стокгольмских гастролях Манон в несанкционированном телефонном разговоре с Кит? А если все это им же, alter ego, и подстроено? Подстроено для того, чтобы он отвлекся, поддался на провокацию с Манон и не сделал чего-то важного… что тот вознамерился сделать вместо него, пока сам он сидит в ресторанчике, пялясь на Манон. Что можно сделать за это время – за два часа до отправки поезда?

Да что угодно – и давным-давно пора признаться себе в том, что теперь уже следует быть ко всему готовым. Например, прямо сейчас его может остановить вооон тот полицейский, ибо другой-мальчик-на-меня-похожий совершил некое страшное преступление – и портрет этого другого-мальчика разослан по всем полицейским участкам Стокгольма… Швеции, Европы, мира.

Он вспомнил, как во время одного из приездов в Москву у него украли портмоне – с деньгами, паспортом и даже обратным билетом. Самым жутким во всей истории (он, правда, ни с кем не обсуждал этого ее аспекта) было то, что нелигитимный теперь обладатель паспорта получил в свое распоряжение и точные сведения о дне и часе его отлета… Оставалось немного: прибыть в Шереметьево-2 к обозначенному времени, узнать законного обладателя паспорта по фотографии и, замочив-его-в-сортире, воспользоваться новым паспортом и билетом, а уж в Дании… В общем, находясь в Шереметьеве-2, он все время озирался по сторонам и не заходил в сортир до момента перехода в нейтральную зону.

Однако даже та ситуация была пустяковой по сравнению с нынешней, где не требовалось ни паспорта, ни билета – ничего, чтобы быть им. Даже и мобильного телефона не требовалось – звонить можно было с висящего у него на груди.

Долго, однако, не вибрировал мобильный… В «Исходящих» – масса не его звонков, в частности – маме и Тильде. А в основном – на неизвестные ему номера. Есть один неизвестный и во «Входящих». Пропущенный? Нет, состоявшийся. Причем разговор длился десять минут с секундами – понятное дело, без него.