Это всё не от самоумиления, не от сентиментальности, а просто от того, что вот — чудо! Это самые чистые слёзы — слёзы при виде чуда. Поэтому я прочту, конечно, «Рождественскую звезду», но не гарантирую вам, что смогу это сделать с начала до конца.
«В Евангелии говорится, что не простится человеку только хула на Святаго Духа. Есть толкование, что такой хулой называется не буквально обзывание Святого Духа плохими названиями, но и отказ от того, чтобы прислушиваться к Духу, призывающему, в том числе и к покаянию. Вот фашистское sinful pleasure, о котором вы говорили, подразумевает ли оно подобный нравственный коллапс? Или это ещё нечто, от чего можно отряхнуться и пойти дальше?»
Vilsent, я абсолютно убеждён, что хулой Святого Духа является именно сознательное, наглое, с полным пониманием собственных действий отречение от базовых жизненных принципов. Ну, например, злорадство. Самое страшное — это злорадство, когда вам плохо, а кто-то хохочет над этим. Сознательное отрицание добра, сознательное надругательство над чистотой, то есть когда человек знает и грешит. Да, вы правы, sinful pleasure — вот это и есть надругательство над Святым Духом, именно надругательство в самом циничном, в самом страшном смысле.
Можно ли после этого выбраться, вы спрашиваете? Я не видел, но для Бога мёртвых нет, знаете. И вообще тем и отличается плохой человек от мёртвого, что плохой всегда может раскаяться. Были такие, которые каялись после невероятных злодейств; не было только таких, которые воскресали в результате рациональной полемики, аргументов, чьих-либо проповедей. Человек духовно воскресает после потрясения, как правило — эстетического.
«Почему Гамлет над могилой Офелии говорит Лаэрту: «Откуда эта неприязнь? Мне кажется, когда-то мы дружили»? Это душевная глухота или кровь?» — ну, имеется в виду аристократизм.
Нет, это не душевная глухота. Просто, понимаете, его удивляет, что Лаэрт его обвиняет — вот в чём всё дело. Ведь это Клавдий так повернул дело, что в смерти Офелии виноват Гамлет. На самом деле и гибель Полония, и вся эта ситуация — простите, но это следствие того морального падения, в которое страна ввергнута Клавдием. Гамлет просто не очень эффективно с этим борется.
«Почему Булгаков дал Черноте имя-отчество Малюты Скуратова — Григорий Лукьянович?»
Не знаю. Думаю, что из чистого хулиганства. И вообще в драматургии Булгакова отыскивать какие-то глубокие и тайные ходы, мне кажется, не нужно. Он отлично понимал природу театра. И в Булгакове вообще многое от фельетониста. Это не всегда плохо. В конце концов, и «Собачье сердце» — вполне фельетонное произведение.
«О чём «Король Лир» Шекспира? Неужели о том, что власть ослепляет?» И тут же вопрос интересный: «Сталкивались ли вы в жизни с неблагодарностью?»
«Король Лир» о неблагодарности, конечно. И он не о том, что власть ослепляет, а он о том, что человек склонен принимать за любовь совсем не то, что ею является в действительности. Ослепила его не власть, ослепила его, мне кажется, старость, ослепило его самодурство. Мысль о том, что власть и старость, власть и глупость — это во многом синонимичные понятия, что человек ослепляется ими, — эта мысль довольно глубокая.
Но «Король Лир» ведь не только об этом. «Король Лир» как раз о том, в чём выражается истинная любовь, и о том, как человек, долгое время ослепляемый своими предрассудками, вдруг сталкивается с реальностью, и чем это для него чревато. Ведь безумие Лира — оно есть синоним его прозрения. Через этот неизбежный этап в жизни проходит каждый, иначе он жил зря. Всех ждёт эта лировская ночь под открытым небом. У многих она уже была. И у многих, к счастью, в молодости.
Что касается неблагодарности. Ну, я сталкивался с ней, конечно. И сталкивался я и с прямым предательством. Видите, когда-то очень любимый мною человек (чего там говорить, дело давнее), Таня Завьялова — ныне знаменитый китаист новосибирский, а когда-то просто очень любимая мною девушка, с которой у нас был многолетний такой литературно довольно плодотворный роман, — она мне когда-то сказала… А у неё действительно в душе довольно много китайской мудрости. Она, будучи наполовину китаянкой и много прожив в Китае, впитала такое азиатское спокойствие. И в её внешности, чрезвычайно яркой, это отразилось, и в её мышлении. И вот она мне сказала: «Хуже неблагодарности только ожидание благодарности». Может быть, это и не её мысль, но она тогда так вовремя пришлась.
Я ни от кого благодарности не жду. И мне это, в общем-то, даже, пожалуй, не нужно, потому что я понимаю, что тогда моё действие будет иметь корыстный расчёт, корыстную причину. А я, как правило, делаю добро не ради конкретного человека, а я хотел бы его делать ради увеличения в мире добра, вот и всё.