Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Июль-Декабрь

И в каком-то смысле это же вечный миф, трансформированный Бажовым, миф о безумном художнике, который ищет недостижимого совершенства, поэтому Данило-мастер всё время делает такой каменный цветок, который его не удовлетворяет. На определённом уровне мастерства, на определённом уровне проникновения в тайны мира художника перестают удовлетворять все земные критерии. Здесь Бажов поймал общую очень важную, особенно русскую закономерность, вот эту идею создания неведомого шедевра: когда человек фанатично ищет совершенство, для него земные, мирские критерии перестают существовать.

Для христианина вообще не понятно, чем он занимается, потому что он не занимается шлифовкой собственной души, он занимается поиском абстрактного эстетического совершенства. Поэтому идеи Бажова — это иди глубоко языческие. Скульпторы, такие почти античные вот эти герои, которые пытаются разгадать секрет камня, его узор, они ищут не добра, они ищут красоты. А красота в мире Бажова противопоставлена добру. Хозяйка Медной горы — это не доброе божество.

Вот что ещё очень у Бажова интересно. Ведь бажовский мир — это действительно мир в каком-то смысле античный, мир природы. И вот в этом заключается загадка признания Бажова и его популярности в СССР, и его популярности до сих пор на Урале. Дело в том, что миф природный… Два героя у нас есть в этом смысле, два автора, которые наиболее чётко этот миф культивировали: Пришвин и Бажов.

Мир природы — это мир, в общем, тоже антихристианский, потому что природа живёт по циклическим законам, которые с линейностью христианства не имеют ничего общего. Природа имморальна, она не знает морали. В общем, будем считать, что она не знает жертвенности. Некоторые считают, что в животном мире это есть. Но мир камня — это мир имморальный, мир божественной холодной красоты.

В некотором смысле вот эти каменные пейзажи Бажова сродни, так сказать, водным пейзажам Лени Рифеншталь, и именно об этом замечательно сказано у Томаса Манна: искусство тоталитаризма кончит описанием вот этих огромных китов, живущих на глубине, потому что там человеческого нет. И надо сказать, что действительно мир мифов Бажова потому нас и привлекает, потому и кажется таким таинственным, что это нечеловеческий мир, человеку там как бы нет места. Эти сущности могут выходить к человеку, как, например, голубая змейка («Появись, покатись! Колеском покрутись!»), полоз. Это может цветок, таинственно расцветший на месте клада, это может быть Хозяйка Медной горы. Они выходят к людям, но живут они своей жизнью, и человеку здесь нет места.

Мир Урала, как его увидел Бажов, — это мир, где человек теряется, где он мал. И в этом смысле, как ни странно, эстетика бажовских сказок абсолютно сродни эстетике советского тоталитаризма: вот это метро, отделанное очень часто сибирскими поделочными камнями, эти малахитовые залы Кремля, эти огромные сияющие панно, эта карта мира, карта советских строек, самая дорогая карта мира, изготовленная из уральских самоцветов. Мир советских ценностей — это мир камня, вот такого уральского камня.

И до сих пор Урал — это вовсе не «кузница державы» и это не мир такого творческого труда, как его пытается (иногда очень убедительно) изобразить Иванов; это мир природного роскошного, богатого бездушия. И поэтому люди в прозе Бажова чаще всего слабы, жалки. Если мастер, то он или спивается или его унижает начальство. Если инженер, то он, как правило, ссыльный, поражённый в правах, вольнопоселенец. Там все люди, ну, кроме женщин… Женщина иногда является там, как Таня, Степанова дочь, она иногда… Ну, она почти как Хозяйка Медной горы. Но обратите внимание, что у неё малахитовые глаза, и она на самом деле больше похожа на вот это лесное и горное божество, а не на человека. Поэтому и отец, на неё глядя, говорит, что она выпала откуда-то, что она чужая. И действительно, в женской красоте есть иногда что-то роковое и глубоко безнравственное, что-то, что делает женщину похожей на каменную статую.

Вот мир Бажова — это мир без человека. И этот мир очень хорошо без человека обходится. Лучшее, что может сделать мастер — это разгадать тайный узор этого мира и пойти у него на поводу. Но сравняться с горой он не может. И не может сравняться с камнем, потому что природа всё это сделала.

Надо сказать, что для Советского Союза было вообще очень характерно обожествление природы, потому что и сам он был как природа, такой же дикий, и побеждал он природу как равный. В этом смысле, конечно, Бажов стоит по мировоззрению своему рядом с Леонидом Леоновым, для которого русский лес — такое же божество хтоническое, как и для Бажова вот эти горы.