Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Июль-Декабрь

Есть вещи, о которых слух не говорят. «Да, я не боюсь сказать». А мне кажется, что не надо об этом говорить, потому что это как-то нецеломудренно. Понимаете, с вами был этот опыт. Мне кажется, надо уметь это написать и никому не показать, или иными словами: пережить внутри, отрефлексировать, не выставляя это на всеобщее обозрение. Вы же понимаете, что многие это будут читать с очень грязными побуждениями — читать, как читают эротическую прозу. Зачем об этом писать публично? Зачем заниматься этим эксгибиционизмом? Если человека чуть не изнасиловали или изнасиловали, почему он должен говорить об этом вслух, почему он должен это повторять, бесконечно это воспроизводить, выносить это на всеобщее обсуждение? Понимаете, есть чувства, такие как любовь, отчаяние, ненависть, которые взывают всё-таки к целомудрию.

В моей жизни были вещи, о которых я никогда и никому не расскажу. Это были и самые положительные эмоции, и самые отрицательные, они касались и ненависти, и любви. И зачем мне совершать эти акты публичного самоутверждения? Мне кажется, что об этом можно поговорить с психоаналитиком или со священником на исповеди, но жанр публичной исповеди, как и жанр публичного дневника, мне никогда не был понятен. Мне скажут: «Это аутотерапия». Нет, это расковыривание язвы, причём публично. Понимаете, язва не исцеляется от того, что его показали. Язва исцеляется от того, что с ней как-то работают внутри. Я представляю, сколь многим людям не понравится то, что я сейчас говорю. Но, простите меня, я вообще против публичного обнажения каких-то тайн.

Вот мне пишет один тоже человек, что он в детстве пережил насилие и не знает, как ему с этим жить дальше. Ну, для этого существуют, простите меня, специалисты, а не ваши коллеги и друзья, которые это про вас прочитают.

«Вы часто упоминаете одиссею и робинзонаду как метафизические основы литературных шедевров. Объясните, в чём смысл их бесконечного пересказа и интерпретаций. Если одиссея и робинзонада так важны, то какими ещё метасюжетами можно было бы продолжить цепочку?» — Андрей.

Андрюша, я много раз говорил о том, что одиссея задаёт координаты того мира, в котором этот социум живёт. У греков это «Одиссея», у испанцев это «Дон Кихот», практически во всей Европе XIX века — это «Уленшпигель», который во многом задал её парадигму, а в России — «Мёртвые души». Одиссея описывает среду. У Советского Союза — «Москва — Петушки», где герой путешествует в электричке. Тоже электричка — это такая главная среда, связующая Россию. Это очень важный момент. И одиссея будет вечно пересказываться, потому что среды бесконечно новые. Ну, как странствия Педро Парамо в известном смысле описали всю Латинскую Америку, а потом из этого (ну, город мёртвых там, помните) вырос уже Гарсиа Маркес, который, кстати, вырос в огромной степени из «Истории одного города» Щедрина, я думаю. Он, конечно, это читал.

Что касается робинзонады, то это другая история — это история об освоении человеком дикого пространства. И тоже почти всегда в России это будет… Скажем, в Америке такая книга — это Торо. Ну, Мелвилл отчасти, наверное, тоже. Хотя там что осваивается? Море, китобойный корабль. Нет, Торо, конечно, «Жизнь в лесу». «Уолден, или Жизнь в лесу» называется эта книга, по-моему.

А в России, наверное… Вот трудно сказать, что это в России. Вы меня навели на интересный вопрос: а что русская робинзонада? Наверное, Пришвин. Вот так, неожиданным образом такой Пришвин — может быть, «Кощеева цепь», «Кладовая солнца» — вот там человек в природе. Хотя, конечно, как ни странно, отчасти Солоухин, «Владимирские просёлки» — это такая русская робинзонада, да, вот человек обживается.

Знаете, ещё что? Есть довольно много текстов 60–70-х годов, где человек пытается обжиться в деревне. И, конечно, робинзонада нашего времени — это «Карамзин. Деревенский дневник» Петрушевской — там, где она обживает этот дом, налаживает связи. Ну, у Михаила Коршунова, кстати, была такая книга, тоже довольно занятная, где люди как-то пытаются обжить пространство. О, кстати, «Новые робинзоны» той же Петрушевской. Всё-таки глаз-алмаз, да, это я угадал: и «Карамзин», и «Новые робинзоны». «Новые робинзоны» — это гениальная робинзонада. Она немножко такая эсхатологическая, но робинзонада может быть эсхатологической. Люди обживают мир после конца света, так что это вечная тема.

«В одной из ваших передач вы выбирали себе девушку из литературных героинь и выбрали, если мне не изменяет память, Сашу Яновскую из трилогии Бруштейн, — да, было дело. — А нравится ли вам Динка из одноимённой трилогии Осеевой и сама Осеева?»