Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Июль-Декабрь

Вот почему меня попросили рассказать о «Бледном короле»? Ведь дело в том, что Уоллес вообще очень труден. Трудно читать даже его законченный роман «Infinite Jest», который, кстати, сейчас несколько человек переводят без всякой перспективы здесь напечатать. Попросили, потому что это ещё сложнее, чем «Infinite Jest». Он, правда, проще написан, его читать легче по языку, но он гораздо сложнее по замыслу.

Я когда-то пытался (я говорил уже об этом) переводить «Сорделло» Браунинга — самую непонятную его вещь, которую по-английски понять невозможно, а я хотел её на русский перевести. Сделал полный прозаический подстрочник и просто не успел ещё перевести на рифмованные двустишия мужские, но переведу, конечно. То есть проблема в том, чтобы ставить себе какие-то титанические задачи. Вот попробуйте такую задачу себе поставить.

Кто-то, я знаю, расшифровывает Манускрипт Войнича. Правда, сейчас в этом смысле значительно продвинулись, потому что наконец обнаружили, что он родом из Латинской Америки и являет собой зашифрованный язык майя, может быть, какой-то кечуа, точнее. Но тем не менее там продвинулись, уже 30 растений идентифицировали.

Значит, найдите другой нерасшифрованный текст, поставьте себе великую задачу и вокруг неё собирайтесь. Потому что просто собираться и говорить, как всё ужасно и как всё может быть прекрасно — это бессмысленно. А вот создайте такой кружок по интересам — и вы продвинетесь необычайно далеко. В порядке таких ближайших задач мировой филологии, которые сейчас стоят, такой задачей может быть коллективный перевод на русский язык какого-нибудь очень сложного английского или американского текста, обсуждение его, уточнение формулировок и так далее. А может быть создание лицея, пожалуйста. Это всё что угодно может быть.

Я прав… то есть и вы правы, и я прав, говоря об этом: действительно пространство над Россией сегодня (и об этом, кстати, Артемий Троицкий недавно писал) какой-то занято медузой чёрной, которая лежит и в несколько пластов нам небо закрывает. Это легко очень проверить — попробуйте выехать куда-то, и вы почувствуете, что контакт с небом даётся гораздо проще, не надо всё время пробивать эту медузу. А то в России как-то, знаете, мы так уже привыкли, глядя на небо, ощущать тщетность всех усилий — мама не горюй. Но, ребята, это же временные вещи. Мы коллективными усилиями можем эту медузу пробить — просто надо более упорно, может быть, стремиться к небу.

«Вспоминаю давнюю передачу по телевидению, где Герман объяснял эпизод из «Лапшина», допрос убийцы. Режиссёр говорил: «Русский человек незаметно из жертвы становится палачом, и обратно». Проклятие ли это народа?»

Ну, многие говорили, что это проклятие народа, но я думаю, что это просто проклятие человечества в целом. Проблема в том, что очень многие люди просто умеют отвлекаться на культуру, на науку, а в России этих механизмов отвлечения гораздо меньше, поэтому мы с большинством закономерностей человеческой природы имеем дело, что называется, as it is, «Оклахома, как она есть».

«Рассказ Дафны дю Морье «Птицы» — это предсказание о будущих катастрофах или символическая история, где животные отражают страсти людей?»

Конечно, это не символическая история. Видите, Андрей, я достаточно циничную вещь скажу: писатель пишет то, что у него хорошо получается. Актёр, поэт артикулирует то, что хорошо ложится на голос. Дафна дю Морье умела писать таинственные истории, страшные, иррациональные. Вот она и писала этих «Птиц», и совершенно здесь не надо отыскивать третий, пятый смыслы. «Птицы» — это просто страшные истории. Вот ей в один прекрасный момент показалось. Я, кстати, думал об этом часто: ведь человек перед птицами совершенно неуязвим… то есть уязвим, наоборот, совершенно уязвим. Она нападает с воздуха, и что ты с ней сделаешь?

У меня был просто эпизод. Я плавал ещё тогда в Крыму на Большие Адалары, это любимое моё было вообще развлечение. И самое большое наслаждение — отплывать от Больших Адалар на спине, когда ты видишь, как над тобой эта скала нависает, и вода вокруг становится сначала зелёной, потом коричневой. А потом ты выплываешь в синюю воду, выплываешь из этой тени.

Я тогда подвергся просто нападению чайки. Чайки же в определённое время, особенно в августе, очень ревностно охраняют свои гнезда, и когда человек приближается к гнезду, то они начинают нападать. И надо вам сказать, я понял, что дю Морье всё написала правильно: я от этой чайки отбился с большим трудом. Ну, это неприятно, когда на тебя пикирует она и с криком таким приближается, и ещё немного — она начала бы меня в глаз клевать. А что тут сделаешь — нырять только. И её не задушишь, не убьёшь. А она ещё довольно большая, жирная, откормленная чайка. Я тоже не маленький, но всё-таки у меня-то только голова торчит над водой, а она вся надо мной летает. В общем, противно.