Не буду, конечно. Понимаете, это такая особенность женщины, о которой вы пишете: чем больше вы страдаете, чем больше у вас кишки наружу, тем она к вам милосерднее, радостнее и даже может с вами иногда поговорить о том, чтобы… даже разрешить вам ей ещё немного денег, даже вот на такое крайнее милосердие она может пойти.
Просто с этим типом женщин надо научиться не связываться. В какой-то момент надо понять, что роковая женщина — это очень хорошо для переживаний, это бывает очень недурно для секса, но для совместной жизни это совершенно невыносимо. И поэтому умейте собирать с цветка мёд, нектар, а не пытайтесь жить с ним. Об этом, кстати, у Саши Чёрного тоже есть замечательные слова: «Прекрасные розы — для нас». Не следует путать душу с телом.
Кстати говоря, многие не могли понять, что Шилейко смог бросить Анну Ахматову. Он на это отвечал: «Я нашёл лучше». Казалось бы, лучше Ахматовой найти нельзя, но он нашёл простую добрую женщину, коллегу, и был с ней довольно счастлив, пока не умер от туберкулёза. Так что я понимаю вашу ситуацию, но поймите и вы её. Вас эта девушка ненавидит именно за то, что вы сумели благополучно пройти через этот сомнительный соблазн.
«Как вы думаете, если бы Чехов дожил до 1917 года, как бы он воспринял революцию?»
Вопрос очень сложный. Как Трифонов, такая инкарнация Чехова, не дожил до 1985-го, так и Чехов не мог бы дожить, конечно, потому что Господь как-то убирает такие минуты. Я абсолютно уверен, что Чехов бы уехал, потом бы вернулся на волне общего евразийства, получил бы дом в Ялте от государства и там бы умер очень скоро, как Куприн. Мне кажется, он повторил бы в таком смысле путь Куприна. Он бы, конечно, не остался сначала и вернулся бы потом. Вот такое у меня есть ощущение. Возможно, в какой-то момент он бы дал себя увлечь идеями евразийства, но не евразийства как такового, хотя он и был степняк, такой человек степной по взглядам и темпераменту. Я думаю, просто с его клаустрофобией он бы не уцелел в эмиграции, он не мог бы долго там прожить. И он бы вернулся и, не вынеся этой нагрузки, очень быстро умер бы здесь. Но, видите ли, это вы говорите о здоровом Чехове, а мы же здорового Чехова в 1890-е годы уже не знаем — уже болезнь проникает в его творчество, она уже лежит страшным отпечатком на всём, что он делает. Это был бы просто другой Чехов, мне кажется.
«Мог ли иметь место эпизод в блокадном Ленинграде, который тут описан?»…
Описан совершенно чудовищный эпизод, который я даже не буду пересказывать. Нет, он места иметь не мог. Просто поверьте мне, что этот эпизод не мог иметь места.
«Прочитал «Зависть» — и ничего не понял. Почему Андрей Бабичев — отрицательный герой? Он же как раз и есть преобразователь, строитель нового».
Так для Олеши он совершенно не отрицательный герой. Это он для нас с вами отрицательный герой, потому что он противный, мы смотрим на него глазами Кавалерова. Я думаю, что Кавалеров и Бабичев стоят друг друга. Ну хорошо, вот в 20-е годы победил Бабичев, а в 90-е победил Кавалеров. И при том, и при том жить невозможно. Иван Бабичев — вот интересный человек: творец, художник, плут, фантазёр, продолжение линии плутовского романа. Вот Иван Бабичев интересен: писатель, мыслитель, который умудряется транслировать сны про битву при Фарсале.
«Наш любимый мэр Евгений Ройзман сказал, что вы к нам должны приехать».
Да, я в конце августа собираюсь выступить в Екатеринбурге, меня туда пригласил мой другой и один из любимых моих поэтов моего поколения — Женя Ройзман. С удовольствием у него выступлю.
Просят развеять миф о Павлике Морозове. Знаете, есть подробная книга Юрия Дружникова, есть несколько американских славистских книг довольно подробных, где подробно рассматривается история Павлика Морозова и доказывается, что он оболган и никого он не предавал. Книгу Юрия Дружникова я вам могу от души рекомендовать.
«Складывается впечатление, что основным жанром современной литературы стала фантастика и её бесконечные вариации с детективом, триллером и пр. Добротная социально-психологическая проза так часто приправляется фэнтези, что не всякий деконструктивист дожуёт до основного слоя».
Очень хороший вопрос. Это совершенно очевидно, это действительно так. Но дело в том, что, как правильно говорил Успенский, «реализм — это уродливо [надолго] задержавшаяся литературная мода». Литература без сказки, без вымысла не имеет никакой цены. И поэтому то, что процент фантастики в литературе как-то повышается (простите за канцелярскую формулировку) — это очень здорово.