Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Июль-Декабрь

Постояли, пожили, побыли,

Разошлись за прямые углы.

И скончался зачатый недавно

Звук двуглавый [миф шершавый], как отзвук шагов.

И остались [родились] от нимфы и фавна

Три куплета из слёз [букв] и слогов.

И совсем я люблю совершенно незабываемый «Блюз волчьего часа». Если бог даст и когда-нибудь я сниму «Эвакуатор», то начинаться он будет с этой песенки. Он её когда-то спел на моём дне рождения (тогда она была только написана), и я её запомнил с тех пор на всю жизнь. Понимаете, её же невозможно не петь, её хочется спеть! А что я буду вам сейчас демонстрировать свой вокал?

Первый стриж закричал и замолк —

Моросит и сверкает [светает] окрест.

Поводя серой мордой, как волк,

Ты чужой покидаешь подъезд

И глядишь, закурив за торцом,

Как из точно таких же дверей

Вышел он — тоже с серым лицом, —

В час волков, одиноких зверей.

Это звук самых первых шагов,

Это час для бродячих волков,

Это шум самых первых машин,

Это блюз одиноких мужчин.

Ну, мог бы я вам ещё почитать, но прочту ещё одну коротенькую вещь. Знаете, для меня Лёшку читать — всегда наслаждение, потому что это молодость моя, это Москва. Причём он по-настоящему поэт летней Москвы — опустевшей, такой пыльной, солнечной, где какой-нибудь один школьник, которому некуда уехать, переживает первые взрослые романы. Вот эта вечерняя остывающая Москва, отдающая тепло, такая элегическая, пустынная, с пыльной листвой, с какой-нибудь одинокой звездой… Гениально же у него сказано:

Дымится [ярится] над Столешниковым лето,

Смеётся [дерётся] и тоскует детвора,

Звезда июня, словно глаз валета,

Скользит пасьянсом окон до утра.

Ну чудесно сказано! Такая совершенно Маяковская метафоричность. И вот:

Когда это было, века ли промчали, года ли,

Отняли тебя у меня и другому отдали,

Но я поклянусь слюдяною дорожкой из глаз,

Что пламень меж бёдер девчачьих твоих не погас!

Святые слова продаются на всех перекрёстках,

(Звук какой! Какая аллитерация на «с»!)

И лёд стариковский пластом нарастает в подростках…

Не вякает из-под махины эпохи Пегас,

Но пламень меж бёдер девчачьих твоих не погас!

Исплешила моль до дешёвой подкладки гордыню,

Песчинки стеклись и с годами сложились в пустыню,

(Дальше я там что-то не помню.)

Но пламень меж бёдер девчачьих твоих не погас!

А что им с того, тем, кто нас друг у друга отняли —

С законным ли спишь кобелём, с тазепамом, одна ли —

Смогли, и весь сказ, но начни, моя память, показ! —

И пламень меж бёдер девчачьих твоих не погас!

Вот эта такая лолиточная любовь, любовь восьмиклассница к ровеснице — это и есть главная детская травма Дидурова. Он и оставался таким же робким, ненастным, романтическим восьмиклассником, который дворовую грязь воспевает с абсолютно вийоновскими интонациями. Он и был такой Вийон московский. Он очень мало прожил, очень много написал, и главное — создал удивительное поколение, им воспитанное и благодарно его вспоминающее.

Несколько важных вопросов: «Я знаю (а больше никто не знает), как спасти российское телевидение: надо возродить чрезвычайно популярный и поучительный жанр, зря забытый в прошлом веке — необходимо снова производить публичные казни».

Знаете, они не так далеко от этого ушли. Я думаю, что скоро мы к этому так или иначе вернёмся.

«Среди многих сериалов, которые я видел, к искусству могу стопроцентно причислить «Декалог» и «Чёрное зеркало».

Ну, «Декалог» не сериал всё-таки. Кесьлёвский делал цикл из 10 картин. Помните, «Короткий фильм об убийстве», «Короткий фильм о любви»? Это не сериал ни в каком смысле. «Чёрное зеркало» — это другая история. Да, здесь вы правы. Но это тоже не совсем сериал, а другой жанр.