Чем ближе к улице Бакалавров, на которой находится кабачок «Оливер Твист», тем гуще сумерки. Или это нервы шалят? И фонари здесь какие-то тусклые, и тени одна зловещее другой, и ветер пронизывает до самых костей. Хоть бы дождь хлынул, он бы отвлек нас от черных предчувствий, а может быть, даже вразумил и заставил повернуть обратно. Ведь в период дождей должен идти дождь, верно? Это же нормально. Но в эту ночь ничего нормального не происходит. Нет даже чертова дождя, который лил неделю до этого, и гарантированно будет лить черт знает сколько времени потом.
– Заброс, – негромко командует Ревущий Медведь.
О, Господи, заброс! Как я мог забыть про заброс. Дрожащие пальцы нервно обшаривают внутренности кармана, пока не нащупывают капсулу медитана. Медитан – легкий нейроблокатор, которому одно время пророчили славу современного прозака. Но этого не случилось, и теперь его легко можно купить в любой аптеке без рецепта. Медитан, конечно, не панацея, но лучшее, что я могу предложить этой ночью своему мандражирующему организму. Идеальный баланс: немного спокойствия, но достаточно далеко до транса. В результате, когда я толкаю дверь «Оливера Твиста», мои руки уже не дрожат.
Нам приходилось бывать здесь до этой неофашистской оккупации, так что с первой стадией, – не допустить заминку в дверях, – мы справляемся легко. Проходим за свободный столик с шестью стульями, садимся, Ревущий Медведь уверенно машет рукой официанту.
Но, Боже Мой, я и не предполагал, что в кампусе такое количество серых засранцев. Сколько их тут? Сотни две, не меньше. И все, все до одного, уставились на нас. Каждая пара глаз сверлит меня лично, и я начинаю ощущать себя преступным куском сыра.
Подходит официант, и… принимает заказ, не поднимая глаз. Он не узнал нас, но он и не смотрел на нас. Бедолага является воплощением страха и осторожности. Зачем лишний раз смотреть в глаза бешенной собаке, верно?
Следующие полчаса проходят как в тумане. Ревущий Медведь и брат Дьякон что-то обсуждают, бурно жестикулируя и явно импровизируя на ходу. Я не слышу ни слова, и пытаюсь натурально смеяться тогда, когда смеются остальные. В конце концов, мои руки снова начинают дрожать, и я осознаю, что вот-вот начну паниковать, вскочу, швырну кружкой в ближайшую агентскую рожу и пущусь наутек. Я даже оборачиваюсь, чтобы определить путь побега… и обнаруживаю, что никто не смотрит в мою сторону. Вообще никто. Проклятые роботы ведут себя как обычные люди: пьют, едят, разговаривают и мало интересуются происходящим за соседними столами.
Агент, сидящий за соседним столом, оборачивается с сигаретой:
– Есть зажигалка?
Я автоматически протягиваю ему свою zippo. Агент благодарит меня, потом понижается голос и интересуется:
– Какой отдел, братишка?
Я наклоняю голову и многозначительно улыбаюсь. Агент понимающе улыбается в ответ, снова благодарит и отворачивается. И все!
И тут меня осеняет! Все становится таким очевидным, что я не понимаю, как не видел этого раньше.
За минувшие с манифестации гвоздик месяцы мутировала не только психология студентов. Роботы подверглись тому же самому облучению, но в отличии от студиозов, уверились в своей абсолютной неприкасаемости! Та реальность, которую воспринимали роботы, просто не предусматривала ситуации, при которой кто-то осмелится явиться в их ночное логово, притворяясь ими же. Это было просто невозможно!
И тогда я расслабляюсь, и подзываю официанта. Веселье начинается.
Под утро мы покидаем «Оливер Твист» совершенно пьяные, уставшие, и уносящие из логова дьявола портативные сканеры, которые в течении ночи аккуратно считывали данные с консольных пропусков агентов.
– Никогда столько не пил за здравие президента, – признается еле держащийся на ногах Ревущий Медведь на ступенях дома нашего братства.
– Я вообще раньше никогда не пил за здравие президента, – бормочет в ответ Молчащая Сова.
– А я пил, – говорит брат Дьякон, – за здравие президента Авраама Линкольна. Но это было очень давно. На мне была военная форма капитана северян. И я был черный.
– Ты и сейчас черный, – замечаю я.
– Да, – кивает Брат Дьякон, – но тогда в этом был смысл.
Песчаное пого затягивается. Это заставляет меня встать с насиженного стула и свериться с местным календарем. Который, к слову, не так просто отыскать. Особенно после долгого отсутствия, когда даже собственная берлога, пропахшая твоим потом и безумием, начинает казаться слегка не твоей.