Армия, которая потерпела поражение от руки сильного противника, может вынашивать план мести и ждать удобного случая для реванша. Именно это предприняла прусская армия после 1806 г., французская — после 1871 г. и немецкая — после 1918 г. Однако если хоть раз войска были побеждены слабым противником, их уверенность в себе пошатнется и они будут опасаться повторения этого опыта; они то и дело будут искать предлог, чтобы не вступать в бой. Столкнувшись с настоящим противником, т. е. с таким же сильным или еще сильнее, чем они сами, — вооруженные силы, привыкшие «сражаться» со слабым противником, почти наверняка сломаются и обратятся в бегство, как это случилось с аргентинской армией во время Фолклендской войны. Таким образом, вероятно, не будет преувеличением сказать, что вооруженные силы США так и не оставили в прошлом Вьетнам до тех пор, пока в связи с разразившимся кризисом в Персидском заливе им не представилась походящая возможность некоего реванша, которую было бы жалко упустить. Точно так же вызывает сомнение, что советские войска после своей неудачи в Афганистане когда-нибудь смогут вести войну за пределами своей территории. В данный момент ситуация выглядит таким образом, что у них и без того слишком много забот — они пытаются не допустить дезинтеграции своего собственного общества.
Мы подробно останавливаемся на такой «скользкой» теме, как соотношение добра и зла, поскольку вопросы этики не только имеют прямое отношение к войне, но находятся в самом ее центре. Взаимоотношения между силой и слабостью и моральные дилеммы, которые из них следуют, вероятно, наилучшим образом объясняют причину, по которой в течение последних десятилетий современные армии по обе стороны от «железного занавеса» действовали столь неэффективно, участвуя в конфликтах низкой интенсивности. В конце концов, колониальные бунты по определению были уделом угнетенных и слабых. Часто повстанцев едва ли даже считали людьми и называли такими словами, как «гук» (Вьетнам), «кафр»[61] (Родезия) или «арабуш»[62] (Израиль). Соответственно конфликт низкой интенсивности может рассматриваться как своего рода месть этих народов. Отказываясь играть по правилам, которые установили для своего удобства «цивилизованные» страны, они изобрели собственную форму войны и начали ее экспорт. Поскольку правила существуют главным образом в умах, будучи однажды нарушенными, они потом могут быть восстановлены лишь с большим трудом. Хотя почти каждый день в мире происходят террористические акты, по всей видимости, этот процесс только начался, и надежда на то, что его удастся победить или хотя бы сдерживать, крайне призрачна.
Отступление: роль женщин
Часто наиболее верный способ проникнуть в суть вопроса — пойти окольным путем. Для того чтобы понять сущность вооруженного конфликта, необходимо проанализировать роль, которую в нем играют (или не играют) женщины. Если бы война была просто рациональным инструментом для достижения утилитарных социальных целей, тогда роль женщин была бы столь же велика, как и роль мужчин; в конце концов, женщины составляют половину человечества, и не самую худшую. В той мере, в какой война инструмент повышения или сохранения общественного благосостояния, ставка женщин в ней не меньше, чем мужчин. Это верно и потому, что поражение в войне, скорее всего, создаст ситуацию, в которой женщины и их дети будут в числе первых жертв.