Трансформация интимности

Идеалы романтической любви в течение долгого времени вдохновляли в большей мере женщин, нежели мужчин, хотя, конечно, мужчины не могли не испытывать здесь определенного влияния со стороны женщин. Этос романтической любви имел двоякое воздействие на положение женщины. С одной стороны, он помог поставить женщину «на свое место» — в дом. Однако, с другой стороны, романтическую любовь можно рассматривать в качестве активной радикальной связи с «маскулинностью» современного общества. Романтическая любовь предполагает, что может установиться продолжительная эмоциональная связь с другим (другой) на основе неких качеств, внутренне присущих самой этой связи. Эта любовь выступает предвестником отношений в чистом виде, хотя также находится с такой связью в натянутых отношениях.

Возникновение того, что я называю пластичной сексуальностью, было решающим для эмансипации, имплицитно подразумеваемой в чистых отношениях, равно как и для провозглашения сексуального наслаждения женщин. Пластичная сексуальность — это децентрализованная сексуальность, освобожденная от репродуктивных потребностей. Она имеет свои источники в тенденции, берущей свое начало где-то в восемнадцатом веке и прямо связанной с ограничением размеров семьи. В дальнейшем это качество развивается как результат распространения современной контрацепции и новых репродуктивных технологий. Пластичная сексуальность может формироваться как характерная черта индивидуальности и поэтому она внутренне ограничена самою собой. В то же время — в принципе — она освобождает сексуальность от правила фаллоса (или даже — правления фаллоса), от надменной важности мужского сексуального опыта.

Современные общества имеют скрытую эмоциональную историю, все еще не выявленную до конца. Это история сексуальных домогательств мужчин, отделенных от их публичного выражения. Сексуальный контроль над женщинами со стороны мужчин — это нечто гораздо большее, нежели случайная черта современной социальной жизни. По мере того как этот контроль начинает разрушаться, мы наблюдаем, как принудительный характер мужской сексуальности все более откровенно обнажается — и этот снижающийся контроль порождает также нарастающий поток насилия в отношении женщин. В настоящее время раскрывается эмоциональная пропасть между полами, и никто не может с определенностью сказать, насколько далеко она будет простираться.

И все же радикализирующие возможности трансформации интимности весьма реальны. Некоторые утверждают, что интимность может быть деспотической, и ясно, что такое вполне возможно, если расценивать ее как требование постоянной эмоциональной закрытости. Однако, будучи рассматриваемой как трансакциональное обсуждение условий личностных связей двумя равными сторонами, она проявляется в совершенно ином свете. Изменения, которые претерпевает интимность, подразумевают крупномасштабную демократизацию межличностной сферы таким способом, который вполне совместим с демократизацией публичной сферы. Равным образом может подразумеваться и дальнейшее развитие вариантов. Трансформация интимности могла бы оказать разрушительное воздействие на современные институты как целое. Потому что социальный мир, в котором эмоциональное осуществление вытеснило максимизацию экономического роста, очень сильно отличался бы от того, который мы знаем в настоящем. Изменения, оказывающие сегодня воздействие на сексуальность, носят поистине революционный характер, и весьма глубоким образом.

ГЛАВА 1. Повседневные эксперименты, связи, сексуальность

В своем романе «До того, как она встретила меня» Джулиан Барнс обсуждает судьбу Грэхема Хендрика, академического историка, который оставил свою жену и вступил в связь с другой женщиной. Когда начинается роман, его герою около сорока лет, он уже пятнадцать лет женат и, находясь «в середине жизненного пути», может «уже почувствовать, что означает находиться на склоне жизни». На одной из вечеринок он встречает некую Энн, которая когда-то была статисткой на крошечных киноролях и поэтому стала внимательно следить за модой. По каким-то причинам их встреча пробуждает в нем глубоко запрятанные чувства надежды и волнения. Он начинает чувствовать себя так, «как если бы восстановилась некая давно разрушенная линия связи с ним самим, каким он был двадцать лет назад», и становится «вновь способным на безрассудства и идеализм».