Трактаты. Проповеди

Сие потребление и блаженное вкушение Тела нашего Господа заключается не только в причащении внешнем, оно также состоит в причащении духовном, — с душою алчущей, в благоговейном единстве[52]. Подобным образом человек может причаститься со столь глубокою верой, что благодатью он станет богаче, чем всякий другой человек на земле. Это он может совершать по тысячу раз на дню и даже чаще, будь он там, где живет, болен или здоров. Однако к этому надо готовиться, как к принятию внешнего таинства: по указанию доброго предписания и в соответствии с силой желания. Ну а если желания нет, тогда возгори и подготовь и соблюди себя соответственно, и будешь во времени свят и блажен в вечности. Ведь идти за Богом и Ему следовать — это и есть вечность. Ее же подай нам, Учитель истины, Почитатель целомудрия и Жизнь вечности. Аминь.

21. Об усердии

Если кто-нибудь возжелает причаститься Телу нашего Господа, то он может приступать без особого опасения. Но все же приличествует и подобает прежде исповедаться, — если даже человек не осознает вины за собой, то хотя бы ради плодов таинства исповеди. Случись, однако, так, что человека что-то укоряет, а пойти к исповеди он не может из-за множества дел, тогда пусть идет к своему Богу и обвинит себя перед Ним в великом раскаянии и пусть остается спокоен до тех пор, пока не представится случай исповедаться. (Но) если у него между тем исчезнет осознание и укор грехов, то он может подумать, что и Бог о них позабыл. Богу следует открывать грехи прежде, чем людям, и, если ты виноват, весьма серьезно относиться к исповеди перед Богом и жестоко себя укорять. И это не следует легкомысленно не замечать и обходить стороной ради внешней епитимьи, когда захочешь приступить к таинству, ведь только настрой человека в деяниях праведен и божествен и добр.

Надо учиться посреди трудов оставаться несвязанным[53]. Но неискушенному человеку это покажется странным — добиваться того, чтобы никакое множество и никакое занятие ему не препятствовало. Для сего потребно великое усердие и чтобы Бог постоянно пребывал с ним и неприкровенно сиял во всякое время в любом окружении. Еще нужны расторопное усердие и две вещи в особенности. Первая, дабы человек держал себя внутренне совершенно закрытым, чтобы его дух был защищен от картин, находящихся снаружи, — да останутся они вне его и не блудят с ним самым необузданным способом и не обрящут в нем места. Другая, чтобы человек не млел и не рассеивался ни в своих внутренних образах, будь то прельщением или экзальтацией духа, ни в образах внешних или чем-то ином окружающем человека, не отдаваясь во власть множественности. Человек обязан приучать к этому все свои силы и на это направить, и держаться своей внутренней сути.

Здесь ты мог бы сказать: человек должен обращаться вовне, коль скоро ему предстоит созидать нечто внешнее, ведь никакое дело не может совершиться помимо формы своего собственного проявления.

Это, конечно, правильно. Однако для искушенных людей внешние формы проявления не являются чем-то внешним, ведь все вещи обладают для внутрь-обращенного человека сокровенным способом Божественного (бытия).

Вот что необходимо прежде всего: чтобы человек полностью и совершенно приучил и приохотил к Богу свой разум; и тогда внутри него всегда будет веять дыхание Божье. Разуму ничто так не свойственно и не присуще и не близко как Бог. Никогда он не устремится куда-то еще; он не обратится к творениям, иначе над ним совершится насилие и несправедливость, при этом он тотчас же будет сломлен и извращен. Если же он помрачится в юном или каком-нибудь другом человеке, то придется его выправлять с великим усилием, и нужно будет к тому приложить все, что возможно, дабы разум вновь мог навыкнуть и выпрямиться.

И вот еще каким образом Бог может стать свойственным ему и присущим: когда разум направится по ложной дороге и обретет опору в творениях, ими украсится и к ним возымеет привычку, то в сей части станет он столь ослаблен и сам по себе столь бессилен, а в его благородном стремлении будут чиниться ему такие препятствия, что любое усердие, которое способен проявить человек, окажется все-таки слишком ничтожным, чтобы вновь себя вполне приучить к прежнему. И вот когда человек все приложит к сему, тогда сам будет нуждаться в постоянной опеке.

Людям прежде всего нужно стремиться к тому, чтобы приучить себя верно и накрепко. Захоти неискушенный и необученный человек жить и поступать так, как искушенный, он погубит себя полностью и бесповоротно, и из него ничего не выйдет. Но если он сперва сам отвыкнет от всех вещей и от них отстранится, то сможет впредь осмотрительно совершать все свои труды и безбоязненно им отдаваться, отрекаясь от них без всякой помехи. Наоборот, если человек что-то любит и находит в этом отраду и этому с готовностью отдается, будь то в пище или питье, или в чем-то еще, то для неискушенного человека это без ущерба не обойдется.