«В зависимости от обстоятельств и сил неприятеля, начальник разведочного отряда (капитан 1-го ранга Шеин) или выжидает приближения неприятеля, или выходит в море для боя с ним перед входом в бухту, сохраняя, однако, всегда такое положение, чтобы неприятель не мог, в обход его, проникнуть к месту стоянки транспортов. Отдельные суда, пытающиеся произвести такой прорыв, атакуются миноносцами 2-го отделения, следующими при крейсерах, а при входе в самую бухту их встречают минные катера, которые до последнего момента не должны обнаруживать своего присутствия (Тут говорить о нарушении нейтралитета не приходится — он будет уже нарушен со стороны неприятеля фактом нападения на транспорты, стоящие в территориальных водах нейтральной державы).
Все оставленные эскадрою на воде паровые катера располагаются перед входом на внутренний рейд и следят за возможным появлением подводных лодок, которые уничтожают таранением. Если, несмотря на все принятые меры, неприятель появится перед входом на внутренний рейд, его встречают огнем «Алмаз», «Камчатка, «Анадырь» и «Иртыш». Последние три стоят вполне готовыми выпустить якорные канаты и дать ход, дабы, если неприятель проникнет на самый внутренний рейд, действовать против него таранными ударами».
Кроме того, в предвидении возможных повреждений от минных атак приказом от 3 апреля за № 183 предписано было флагманскому инженеру П. и его сотоварищам — К., 3. и Л. — «осмотреть отсеки и бортовые коридоры, а также проверить непроницаемость горловин и исправность остальных приборов, обеспечивающих непотопляемость на всех боевых судах»1.
Все эти приказы, равно как и другие, о которых я говорил раньше, указывавшие, как действовать, что будет предприниматься, если неприятель появится сзади, спереди, справа, слева, — были на собрании подтверждены и комментированы. 3атем адмирал сообщил о суровом решении французского правительства, доставленном Жонкьером:
— Судить — вправе или не вправе они предъявлять нам такие требования — вне нашей компетенции. В этом деле должны разбираться Петербург с Парижем. Будь «Descartes» английским крейсером, можно было бы спорить… В крайнем случае — опереться на силу. Пусть собирает эскадру достаточную, чтобы принудить меня уйти! Но здесь — союзники… И — «просят» о выходе… Я решил держаться в море, вне территориальных вод, близ Камранха, где оставлю транспорты и не боевые суда. Приказано ждать Небогатова. Буду ждать. Через Сайгон буду поддерживать телеграфное сообщение с Петербургом. Буду ждать, пока не сожжем угля столько, что остатка хватит только на поход до Владивостока. Если к этому времени Небогатое не подойдет — делать нечего — пойдем вперед без него… Вперед! Всегда — вперед! Это надо помнить…
Адмирал говорил без увлечения, каким-то, вовсе ему не свойственным, холодным, «казенным» тоном… Впечатление осталось смутное…
Началось наше скитание у берегов Аннама — медленная агония сборища кораблей, официально именовавшегося второй эскадрой. Этим тяжелым дням в моем дневнике отведено обширное место. Много, слишком много, было томительного досуга… Боюсь, что читателям тягостно будет следить за моими заметками изо дня в день. Постараюсь по мере возможности сократить повествование.
В то же время флагманский корабельный инженер П. объезжал все корабли, наблюдая, по поручению адмирала, за наивозможным уменьшением горючего материала в надводной части и подавая в этом отношении не только советы, но и приказания именем адмирала.
Прежде всего — хронологическое изложение фактов самого скитания.
Как я говорил уже, 9 апреля все боевые суда, на глазах Жонкьера, вышли в море, а в бухте остались только транспорты, к которым, казалось бы, самые драконовские правила нейтралитета неприменимы. Кроме того, с нашей стороны дано было обещание, что, пока транспорты пользуются покровительством нейтралитета Франции, а сама эскадра, хотя и пребывает вне территориальных вод, состоит в связи с ними, — никаких крейсерских операций, как в смысле захвата судов, везущих военную контрабанду, так даже и в смысле разведок, предприниматься не будет, чтобы не дать повода предъявить обвинение в пользовании водами союзника, как базой для военных действий. Кажется, трудно быть корректнее?.. Так думали мы, так думал Жонкьер и прочие местные власти. В Петербурге и Париже думали иначе.
Не имея данных, не берусь судить — французы ли под угрозой Англии оказались особенно настойчивыми, или наши оказались чрезмерно уступчивыми — во всяком случае, принято было решение, чтобы в территориальных водах Франции и духу не оставалось не только военного, но даже и торгового русского флага… Известие о таком решении мы получили 12 апреля, а рано утром 13 апреля вся «армада» вышла в море. Свидетелем нашего удаления был Жонкьер на крейсере «Descartes». Проводив нас за пределы территориальных вод, проследив за нами, пока мы не скрылись из виду, он пошел в Сайгон с донесением, что «русская эскадра удалилась от берегов Аннама на восток; назначение — неизвестно».