Трагедия русского офицерства

Считалось, что организации Западной Сибири насчитывали 8 тыс. членов, в Иркутске - 1 тыс. С учетом действовавших партизанских отрядов общая численность сопротивления составляла, по некоторым подсчетам, в Западной Сибири 10 тыс., и в Восточной 3 тыс. Некоторые отряды насчитывали несколько сот чел. (например, Сарсенова). При этом в Восточном округе не учтены Нижнеудинский, Зиминский, Верхнеудинский, Троицкосавский, Читинский (400 чел.) и другие "пункты" (низшая ячейка организации), а также признававшие Временное Сибирское правительство действовавшие в приленских таежных районах отряды полковника Данишевского, поручика Гордеева и др., а в Запад-ном организации, чьи представители не смогли попасть на съезд руководителей местных штабов 3 мая в Новониколаевске (Славгородского, Павлодарская и др.), а также небольшие отряды, действовавшие в окрестностях городов: кап. Рубцова под Тарой, Кучковского под Акмолинском, есаула Сидорова под Семипалатинском и т.п. Члены подпольных организаций состояли на довольствии 100-300 руб. в мес., было налажено обучение молодежи, кое-где издавались даже подпольные газеты. Сибирские организации имели связи с организациями Поволжья, Зауралья, с семиреченским казачеством, "Туркестанской военной организацией". Некоторые организации (в Томске, Тайге и др.) были раскрыты ЧК. В Иркутске арестован ряд офицеров во главе с подполковником С.Ф.Дитмаром, в Хабаровске - полковник Цепушелов, при разгроме монархической организации Нахобова 29.03 - кап. Ключарев и другие, в Петропавловске 17.03 был расстрелян руководитель восстания прапорщик Ткаченко. В Томске в мае были арестованы служившие в красных частях штабс-капитан Николаев, поручики Максимов и Златомрежев, прапорщик Иванов, в Ишиме - часть офицеров-членов местной подпольной организации, в Омске 29.05 - прибывшие для связи с подпольем 4 анненковских офицера, в начале июня ряд офицеров был арестован в Красноярске{206}. В конце марта-начале апреля 1918 г. произошел "погром буржуазии" в Благовещенске, в ходе которого погибло до 1500 офицеров, служащих и коммерсантов{207}. "В Благовещенске, - писал ген. Нокс, - были найдены офицеры с граммофонными иглами под ногтями, с вырванными глазами, со следами гвоздей на плечах, на месте эполет, их вид был ужасен"{208}. 15.06 в Хабаровске был раскрыт офицерской заговор, связанный с "Комитетом защиты родины и Учредительного Собрания" в Харбине{209}.

Семиреченское казачество сразу не признало большевиков, но строевое офицерство с полками прибыли на родину довольно поздно; в феврале, когда атаманом был избран полковник Ионов, время было упущено и область сильно большевизирована. Атаман был арестован, но казаками во главе с сотником Бортниковым после налета на Верный освобожден{210}. В Ташкенте после анти-большевистского восстания массовые расстрелы начались в ночь на 21 января 1919 г., когда было перебито свыше 2500 ч, и продолжались в течение всего года{211}. По другим данным, в течение первой недели убито до 6 тыс. чел., а затем арестовано до 700, ежедневно по 10-12 убиваемых в тюрьме{212}.

Положение офицеров на территориях, прочно контролировавшихся большевиками Центр, Поволжье, Урал), было потенциально не менее опасно. Здесь они не вырезались в массовом порядке в первые месяцы после октябрьского переворота, как в районах военных действий, но зато за весну и лето 1918 г. были в большинстве выявлены и находились в поле зрения советских властей, которым впоследствии не составило труда их арестовать. Спасаясь от преследований, многие офицеры старались раствориться среди массы населения, отказываясь от своего прошлого и профессии и выдавая себя за унтер-офицеров и солдат. На местах все офицеры брались на учет, причем им вменялось в обязанность регулярно являться к комиссарам и отмечаться, на документах у них ставился штамп "бывший офицер". Этим офицеры ставились в положение изгоев, т.к. подобный штамп служил чем-то вроде знака на халате заключенного. В предписаниях ЧК относительно донесений с мест постоянно подчеркивалась необходимость указывать, сколько в данном городе, уезде и т.д. находится бывших офицеров. В воспоминаниях одного из лиц, состоявших на советской службе в военных органах в Петрограде, есть характерный диалог (он пришел в ЧК ходатайствовать за одного из арестованных): "Когда тов. Чурин прочел документы, он заявил: Да послушайте, ведь этот же господин бывший офицер. - Да, во время войны он был офицером. - Так что ж вы хотите? Этим все сказано. - Но помилуйте, товарищ, я думаю, что принадлежность к офицерскому сословию не является еще достаточной причиной, чтобы держать человека четыре месяца без допроса. - Я не понимаю, что вы от меня хотите? Вы же слышали, что этот человек бывший офицер. - По-моему, это еще не преступление. - Как вы можете мне говорить такие вещи? Если вы революционер, то вы не должны так говорить"{213}.