Трафальгарский ветер

— Ну что вы, капитан, я вовсе не собираюсь требовать от вас невозможного. Вы должны будете всего лишь повторить при встрече с м-ром Марсденом те аргументы, которые уже приводили первый Лорд и ваш покорный слуга. Я сейчас поясню. Видите ли, м-р Хорнблоуэр, после ухода Вильнева из Ферроля в Кадис м-р Марсден резко охладел к затеянному им же предприятию по отправке подложного приказа. Не то чтобы он совсем разуверился в возможности чисто технического осуществления проекта, — нет, сомнения у него появились, но не это важно. Главное, он больше не верит в угрозу высадки и считает достаточной мерой простое усиление блокады Кадиса. Для этого хватит десятка линейных кораблей, не считая, разумеется, тех, что там уже есть. Должен признать, что у м-ра Марсдена сильная позиция, и доводы в ее защиту он выдвигает весомые.

— Но это же абсурд, сэр! — искренне удивился Хорнблоуэр. — Конечно, Кадис блокировать много легче, чем Ферроль, но и там нельзя дать полной гарантии, как, например, в Бресте. Стоит задуть сильному ветру с оста, не говоря уже о шторме, и наши корабли вынуждены будут уйти в открытое море. Ничего похожего на Торбей в тех водах нет. Шторма на этих широтах случаются не так часто, зато туманы, особенно осенью и зимой, — дело обычное. По моим наблюдениям… — и Хорнблоуэр начал излагать собеседнику свои соображения, почему любая попытка со стопроцентной надежностью перекрыть выход из Кадисской бухты заранее обречена на провал. Он так увлекся, рассказывая о течениях, приливах, преобладающих ветрах, что проговорил целых десять или двенадцать минут. Все это время Барроу внимательно слушал, ни разу не прервав рассказчика. Когда же тот, наконец, выдохся, он одобрительно кивнул и даже несколько раз сдвинул ладони, изображая аплодисменты.

— Великолепно, м-р Хорнблоуэр! Примерно то же самое сказал м-ру Марсдену лорд Барнхем, — только речь Его Светлости немного уступала вашей по продолжительности и убедительности.

— Тогда я просто ничего не понимаю, сэр!

— Сейчас поймете. Беда в том, что м-р Марсден убежден в двух вещах: во-первых, Вильнев никогда не выведет флот в море без приказа, а во-вторых, приказа этого он не получит. Проще говоря, в его глазах сама блокада Кадиса — вещь второстепенная. Все дело в том, что м-р Марсден всерьез уверовал, что угроза высадки французов в Англии может нас больше не волновать. Вчера, почти одновременно с сообщением о Вильневе, мы получили свежие газеты из Парижа. Бони собирается воевать, и ему теперь будет не до нас.

— Да разве можно доверять французской прессе, сэр?! — воскликнул Хорнблоуэр. — К тому же, Бони способен на любую хитрость. Быть может, вся эта шумиха в газетах — только ловкий обманный маневр. Неужели м-р Марсден этого не понимает?

— Понимать-то понимает, — успокоил его Барроу, — просто эти сведения подтверждаются и из других, более надежных, источников.

— А кого он собирается завоевать на этот раз, сэр? — полюбопытствовал Хорнблоуэр.

— Австрию. Или Пруссию. А может, и тех и других. Аппетит у него волчий. Но к нам это, по мнению м-ра Марсдена, отношения не имеет. Пока, во всяком случае. Пускай дерутся. В настоящий момент Англии это на руку.

— Как же так, сэр? Если Бони победит, он так усилится, что с ним станет невозможно совладать!

— Вот здесь-то и загвоздка, капитан. М-р Марсден считает, что Франция завязнет на Востоке на долгие годы. Вчера вечером мы с ним долго спорили. Он приводил мне цифры: количество солдат с обеих сторон, количество пушек, количество припасов и прочая, прочая… Цифры убедительные, не спорю, но мы имеем дело с военным гением, а м-р Марсден упорно не желает этого признавать.

— А что, если он прав, сэр? Если война в самом деле затянется или окончится поражением Бони?

Барроу устало покачал головой.

— Дай-то бог. Но я в это не верю, да и ни один здравомыслящий политик не верит. У французов сейчас самая боеспособная армия в мире. И не забывайте, капитан, что корсиканец еще ни разу не проигрывал генерального сражения.

— В таком случае, сэр, мне не понятно, почему такой опытный человек, как м-р Марсден, позволяет себе не принимать во внимание столь очевидные вещи.