Товарищ Богдан

Поблизости стоял маневровый паровоз. Он весело пыхтел и выплевывал струйки пара. Большая часть паровоза была покрыта снегом, заросла льдом, другая часть — там, где находилась топка, — отпотела, и по черному паровозному боку текли крупные капли.

«Что за локомотив? — подумал Михайловский. — И зачем он тут?» Но идти к машинисту, расспрашивать его было лень.

Повернувшись, поручик снова укрылся в теплом помещении.

…Дружинники 11-й сотни собрались утром за городом. Стояли молча, почти не разговаривая, кто — в полушубке, кто — в пальто, кто — в железнодорожной шинели; все — с винтовками. В девять часов подошли Бабушкин и Костюшко.

Подозвав сотника, они коротко посовещались и разбили сотню на три отряда. Первые четыре «десятка» пошли с Бабушкиным, три «десятка» повел сотник, и три — пошли за Костюшко.

Бабушкин быстро шел впереди своего отряда. Дружинники, придерживая руками висящие за спиной винтовки, следовали за ним. Они шли без строя, не в ногу, но Бабушкин чувствовал — народ подобрался боевой. Железнодорожники, рабочие депо, молодые и пожилые, они шагали молча, сосредоточенно, широко.

Подошли к станции. Бабушкин вынул из брючного кармана большие серебряные часы. Было без трех минут десять. Надо чуть-чуть подождать. Он договорился с сотником и Костюшко, что ровно в десять те займут «исходные позиции»: скрытно с двух сторон подойдут к цепочке вагонов и остановятся невдалеке. Они избавят Бабушкина от всяких неожиданностей.

Обождав несколько минут, Иван Васильевич во главе своего отряда подошел к вагонам. Возле каждого солдата-караульного сразу оказалось по три-четыре вооруженных дружинника.

— Клади винтовки! — негромко приказал Бабушкин.

Караульные растерялись. Драться с целым отрядом дружинников им не улыбалось. Но и сложить оружие тоже опасно — угодишь под суд.

На шум из пакгауза выскочил Михайловский. Увидев вооруженных людей в штатском, поручик не сразу сообразил, что происходит.

— В чем дело? — крикнул он. — Разойдись!

— Минуточку, господин поручик, — сказал Бабушкин. — Позвольте ваш револьверчик!

— Что?! — Поручик, очевидно, все еще не понимал, что творится. — Мой револьвер?..

Он попытался выхватить пистолет. Но кобура не поддавалась, и замерзшие пальцы плохо слушались.

— Не балуйте, господин поручик, — веско произнес Бабушкин и протянул руку ладонью кверху. — Давайте…

Только теперь поручик все понял. Губы его побелели. Бормоча что-то неразборчивое, он вынул револьвер и протянул его Бабушкину.

— Отлично, — сказал Иван Васильевич. — Позвольте и ваш, — повернулся он к Алексееву.

Тот молча отдал оружие.

Солдаты тоже передали винтовки дружинникам.

Бабушкин подошел к первому из тринадцати вагонов и сорвал пломбу. Дружинники откатили тяжелую, на роликах, дверь. Вагон был снизу доверху наполнен винтовками.

— Очень приятно, — сказал Бабушкин. — Пошли дальше.

Он сорвал пломбу со второго вагона. Тоже винтовки. В третьем оказались пироксилиновые шашки. В четвертом — патроны…

Дальше Бабушкин не стал смотреть. По его приказанию два дружинника быстро направились к стоящему неподалеку паровозу. Но бежать до самого паровоза им не пришлось. Машинист заметил их и без гудка, плавно сдвинув локомотив, подогнал его к вагонам.

Маленький, чернявый дружинник, уже двадцать лет работающий сцепщиком, быстро присоединил вагоны к паровозу.

Поручик Михайловский, который раньше не отдавал себе отчета, что же будут делать эти люди с вагонами оружия, и молча наблюдал за происходящим, тут снова заволновался.

Он понял, что сейчас, прямо у него на глазах, бунтовщики увезут целый арсенал.

— Но меня… меня за это… — весь дрожа, пробормотал он, дотронувшись до рукава Бабушкина. — Меня расстреляют…

— Не волнуйтесь, поручик! Не расстреляют, — усмехнулся Иван Васильевич.

Он вырвал листок из блокнота.

— Диктуйте.

— Что? — не понял Михайловский.

— Диктуйте, сколько здесь оружия?

Растерянный поручик, не зная, зачем это нужно, стал перечислять, сколько винтовок, патронов, револьверов находится в вагонах.

Бабушкин что-то быстро написал и передал листок поручику.

— Не трусьте, юноша! Вот вам охранная грамота! — улыбнулся он и поспешил к паровозу.

Дружинники уже рассыпались по вагонам.

Машинист, не дожидаясь приказа, мягко сдвинул состав и, все убыстряя ход, вывел его со станции.

Адъютант передал Холщевникову телеграмму. Генерал с удивлением взглянул на нее. Когда-то начальник читинского гарнизона получал ежедневно десятки депеш, но сейчас связисты бастовали, и генерал отвык от корреспонденции.

— Из столицы, — сказал адъютант.

Холщевников и сам видел, что телеграмма от Дурново — министра внутренних дел. Но как она дошла сюда?

— Вокруг всего света поколесила, — словно подслушав его мысли, сказал адъютант. — Через Шанхай, Нагасаки. А из Харбина шла вообще не по проводам. С нарочным. Каким-то чудом все-таки добралась к нам.

Адъютант вышел из кабинета.

«Прошу Вас безотлагательно приступить к отобранию оружия от всех рабочих, — прочитал Холщевников. — Разоружение должно быть произведено с большой осмотрительностью, но весьма решительно. Об исполнении прошу телеграфировать».