Товарищ анна (повесть, рассказы)

Он вышел на улицу и отправился куда-то не глядя, аршинными шагами, нахохлившись, засунув руки в карманы. Светили фонари, на асфальте намерзла тонкая наледь и блестела, как лакированная. Искушение душило Вальку, и он шел так, будто пытался от него убежать. В голове кипело и клокотало, как в котле: обрывки пламенных речей ребят из Анниного подвальчика, слова Дрона о несправедливости, перед глазами стояло нежное исступленное лицо Анны, а в ушах вместо привычных, расслабляющих песен русского рока громыхало, как горный обвал: «Долго в цепях нас держали, долго нас голод томил, черные дни миновали, час искупленья пробил».В записи, которую ставила Анна, хор пел на фоне медного духового оркестра, и одна какая-то труба выбивалась в проигрыше громче, усердней всех. Так и представлялся красный, раздувающий щеки и ноздри, с невидящими от напряжения глазами немолодой трубач, который чуть ли не привстает на месте, выводя свое незамысловатое «ту-ду-ту-тум».

Мысль, наткнувшись на Анну, развернула Вальку и погнала в обратную сторону. Подходя к общежитию, он еще не думал, что сдается, но, достигнув подъезда, ощутил вдруг, как все в нем подобралось, словно вселился безжалостный дух. Собственной воли не стало, он превратился в исполнителя, в механизм и, казалось даже, мог наблюдать за своими действиями со стороны. Осторожной, звериной походкой, другим человеком, нежели выскочил полчаса назад, поднялся он на крыльцо и вошел в подъезд нашего общежития.

На вахте как раз сменялись охранники. Дверь будки была открыта, и один еще не вошел, задержавшись в проеме, а другой не вышел — сидел и что-то объяснял, показывая разложенные перед стеклом пропуска и ключи. Громко работал телевизор перед ним, но еще громче смеялись незнакомые Вальке студенты. Они столпились возле столика с письмами, усадили на него длинноногую густогривую мулатку с Кубы и учили ее русскому языку. «Скажи: как пройти к библиотеке имени Ленина?» — напрягали они пьяные глотки, и мулатка, мелодично картавя, пропевала слова, коверкая их и в хвост и в гриву: «Как пройты к бильбильетьеке имьени Льенина». Хотя, Валька знал, была она русисткой и переводила Платонова на испанский язык. Публика жизнерадостно балдела. На Вальку никто не обернулся, когда он махнул перед вахтерами пропуском и скользнул за турникет.

В лифте он нажал на кнопку «11», но не по привычке. Сейчас в нем все было осознанно, как никогда, каждое движение было верно, в каждом шаге он отдавал себе отчет. Выйдя на нашем этаже, он размеренно, не торопясь дошел до середины коридора, но никто не выглянул в этот момент из-за двери, не прошел на кухню или в душ. Тогда Валька развернулся и так, будто только сейчас уходил — в круглосуточный киоск, за хлебом, — дошел до лестницы и стал спускаться вниз.

Ему никто не встретился. Никто не курил перед окнами, не пел под гитару, прижавшись спиной к ребрам батареи, не целовался в слепой гулкой темноте пролетов. Общага жила близкой сессией, совсем другие заботы занимали людей. Непривычная тишина стояла везде. Спустившись на третий этаж, он снял куртку, положил ее на перила и вошел в гостиницу.

Этот этаж всегда отличался от других тишиной. Пол здесь был устлан мягкими половиками, скрадывающими шаги. Из-за стен, усиленных гипсокартоном, не долетали звуки. В тупике, в комнате горничной, журчал телевизор. Если днем обычно она сидела посреди коридора и собирала ключи, то сейчас — Валька был уверен — она не высунется без зова.

Сутулясь, глядя в пол и качаясь, как пьяный, он пошел медленно по коридору, вслушиваясь в звуки из-за дверей. Перед Новым годом почти все номера были заняты. Жизнь нерешительно пробивалась из-за них — звуками телевизоров, воды, запахами еды и парфюмерии. На весь коридор пялилась единственная видеокамера. Ее черная тупорылая морда была нацелена на лифт и выход на лестницу и по касательной выхватывала несколько дверей в ближайшем расположении. На большее гостиница не расщедрилась. Валька шел в конец коридора, каждым движением изображая, что сам не знает, как оказался здесь и что делает, а перед глазами видел самого себя, свою спину в футболке на черно-белом мониторе перед дремлющим вахтером. Когда он подменял их на первом курсе, он нагляделся на эти одинаковые спины.

Голова работала непривычно ясно, он не рассуждал, но действовал, как жадный уверенный хищник. Дойдя до конца, он развернулся и пошел обратно. Монитор должен был отметить, что Валька покинул это пространство. Держась за стену, он дождался лифта, поднялся на шестой этаж, снова вернулся на лестницу и бегом спустился обратно.