Тотем Козерога

— Хм… действительно, — признал я. — Но взрослому человеку важно внутреннее

отличие, а не внешнее. Главное как ты себя ощущаешь, а не как одеваешься. К тому

же только слабые сбиваются в стаи. Сильный — всегда одиночка.

Парень нахмурился и почесал затылок. Оглянулся на друзей, задумался. Но лицо тут

же просветлело, в глазах забрезжила радость догадки.

— Дядь, Саш, а я еще не взрослый, мне можно, — с гордостью произнес он.

Я глянул на еще детское открытое лицо с неумело наложенной черной косметикой.

Вспыхнула мысль: «Не зря… Почему плодятся различные течения андеграунда? В

правильную и воспитанную советскую эпоху прижился грязный и матюгливый Панк. Еще

раньше в ответ на всеобщую жестокость и милитаризацию появились обкуренные и

патлатые добряки-хиппи. Девизом стало непробиваемое: Мир, братья! И десятки

тысяч вполне взрослых людей верили и жили идеей. Сейчас течения обмельчали и

впали в детство. В контраст розовой гламурности и блондинистости возникла

готика. А поголовной бесчувственности — ЭМОциональность. Быть может андеграунд и

есть тот тревожный звоночек, признак определенной болезни в обществе? С другой

стороны люди всегда будут стремиться выделиться, стать в оппозицию принятым

нормам и правилам. Там где есть свет, будет тень…»

— Неоспоримый аргумент, — сдался я и криво улыбнулся. — Ладно, мучайтесь дальше.

А я пойду… Да, кстати… Ребят, вы разве не знаете, что Эмо — это готы которых

родители не пустили на кладбище?

Глаза Ваньки округлились. Остальные подростки синхронно подняли головы и с

изумлением посмотрели на меня. Взгляды ошеломленные, рты приоткрыты. Я не стал

дожидаться, пока что-то скажут, иначе придется объяснять и доказывать. А не

хотелось бы… брякнул лишь из хулиганистого желания оставить последнее слово за

собой. Развернулся и пошел по лестнице. На середине пролета нагнал голос

мальчугана:

— Дядь, Саш! Вы кого-то защищали?

Я обернулся и беззастенчиво соврал:

— Прекрасную даму, Вань. Не все бэтмэны, что в плащи и маски рядятся…

Парень кивнул и махнул рукой. Я свернул и поднялся выше, оказался перед дверью

своей квартиры. Старенькая и потрепанная, обитая черным кожзаменителем. На фоне

соседских смотрелась отголоском далекой советской эпохи. Сейчас ставят стальные,

с множеством степей защиты, хитрыми замками, иногда электронными. Хотя для

воров-домушников все равно, что взламывать. Одинаково легко вскрывают и те и

другие…

Я пошарил в кармане. Ключи, слава богу, не потерял. Иначе пришлось терзать

звонок, а потом объяснять соседям, что к чему.

В прихожей темно и тихо. Ребята спали. Я протиснулся в квартиру, прикрыл дверь и

осторожно защелкнул замок. Воздух тяжелый и немного спертый, витал целый сонм

знакомых запахов. Пахло пылью и горячей пищей, немного табачным дымом и домашним

уютом.

Разувшись, впотьмах прокрался в свою комнату. Тут можно не скрываться. Щелкнул

выключатель, загорелся неяркий свет. Хотелось упасть на кровать и полежать. Но я

удержался от соблазна, понял — если поддамся, то отключусь. Нашел в шифоньере

чистую одежду и пошел в ванную. Долго отмокал, соскребал кровь и грязь. Потом

обтерся большим махровым полотенцем и приступил к самолечению. Отыскал на полке

йод, вату и пластырь, подошел к зеркалу.

М-да… Парень красоты неописуемой! Губы распухли и посинели, через лицо наискось

множество мелких царапин, несколько глубоких. Завтра на работе будут стебаться,

подкалывать: мол, с какой кошкой целовался… Радует одно — кости и зубы целы.

Остальное мелочи, заживет за пару дней. Я смочил ватку в йоде, быстро промокнул

ранки. Царапины и ссадины щипало, лицо горело огнем. Пластырь не понадобился, к

счастью ничего не рассечено. Я провел рукой по коротким волосам и подмигнул

отражению. Ничего, жить можно.

Зашел на кухню и осмотрелся. Прибраться бы не помешало. На столе россыпь

подсохших крошек, сервант покрыт толстым слоем пыли, а в раковине скопилась

небольшая горка немытой посуды. Но просто лень. Я достал с полки жестяную банку

и щедро сыпанул в кружку заварки. Раздался щелчок. Электрический чайник

заклокотал, выбросил струйку пара и затих. Я залил сухие чайные листики кипятком

и с кружкой в руках перебрался к открытому окну.

Уличные фонари выхватывали из темноты молодую зелень деревьев, кусочек тротуара.

Свежий ветерок выстуживал кожу, приятно холодил израненное лицо. На стук посуды

прибежала Багира, моя кошка. Пушистая и черная как уголь. Сверкнула зелеными

глазищами, требовательно мяукнула: мол, дай пожрать. Но поняв, что хозяину не до

нее и кормежки не дождется, мазнула хвостом по ногам и умчалась в неизвестном

направлении.

За спиной раздались шаги и громкое сопение. Я оглянулся, столкнулся взглядом с

Вадимом. Всегда поражался его габаритам. Рост под два метра, косая сажень в

плечах, широкая мускулистая грудь, длинные руки. И неожиданно умные серые глаза.

Лицо квадратное, но черты правильные. Мужественности прибавлял мощный мясистый

нос горбинкой и темные косматые брови. Мы с Вовкой за глаза называли его

Муромцем. Как и все большие люди, Вадик величественно медлительный, спокойный и

добрый. Учится в университете на историка, причем на отлично.